Апостроф: Путин, бандеровцы и польские агрессоры

Заявления Владимира Путина о том, что Польша причастна к развязыванию Второй мировой, о польском антисемитизме — это месть за то, что его не пригласили в польский Аушвиц на 75-летие освобождения этого концлагеря. Это, во-первых.

Вторая политическая цель Путина — испортить отношения Польши и Израиля. 26 января 2018 года сейм Польши принял противоречивые изменения в закон об Институте национальной памяти, которые вводили наказание за выражение «польские лагеря смерти». Это вызвало негативную реакцию Израиля. И хотя впоследствии парламент отменил эти изменения, Путин ухватился за этот скандал.

23 января в израильском Иерусалиме пройдут мероприятия, связанные с Холокостом. Будут присутствовать президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер, президент Франции Эммануэль Макрон и Путин. Было приглашение для Анджея Дуды. Он сказал, что поедет, если ему дадут голос, и он выскажет свое мнение либо до, либо после Путина. Но ему сказали, что это невозможно, и Дуда отказался — он очень не хочет слушать то, что говорит хозяин Кремля. Очень символично, что мероприятие организует российский олигарх Вячеслав Кантор, фамилия которого с польского переводится как «обмен валют». У Кантора есть претензии к польскому правительству из-за отказа в покупке большого химзавода в Польше.

Польша имеет много исторических аргументов относительно Второй мировой и будет реагировать на слова Путина спокойно. После заявлений Путина Польшу поддержали США, Германия, польские организации евреев. То, что сказал Путин, — это ложь. Его заявления очень важны для внутреннего медиапространства России. На Западе в либеральной прессе и научных кругах никто не будет обращать на них внимание. Люди знают, что это ерунда, а россияне поговорят об этом еще несколько месяцев — возможно, до парада в Москве на 9 мая, на котором также не будет Дуды — и перестанут.

Однако Польша не хочет информационной войны и не будет принимать в ней участия. А заявление польского сейма, в котором осуждаются провокационные и ложные заявления Путина, носит чисто декларативный формальный характер. Этакий «наш ответ Чемберлену».

Но я поставлю такой вопрос — помните ли вы такую ситуацию, когда Путин сказал доброе слово о своих соседях? Эстонцы, литовцы помнят, как это было. Когда в Киеве в 2014 году был Майдан, Путин говорил, что это не украинцы, а бандеровцы скачут. Тоже самое он говорил перед аннексией Крыма — на полуострове все прокремлевские люди говорили, что придут бандеровцы и будут резать. Это, к сожалению, нормальное для Путина поведение. Для него это политическая игра. Но его заявления нас не интересуют. Премьер-министр Польши Матеуш Моравецкий недавно четко заявил, что «мы можем налаживать отношения с Путиным только после того, как он закончит войну в Донбассе и вернет Крым».

Путин же пообещал написать научную статью о начале Второй мировой. Жду ее выхода. Там могут быть тезисы, что пакт Молотова-Риббентропа не был разделом Польши; что не было сформировано такого государства как Польша; что разделение Польши не открыло путь к началу Второй мировой. Но у него нет исторических аргументов, он руководствуется только политически-демагогическими идеями. Но пусть пишет — может, пока он будет занят, у него не будет времени говорить глупости о соседях, в том числе и об Украине. На саммите НАТО в Бухаресте в 2008 году члены российской делегации говорили, что Украина — это квази-государство. На каждой встрече на международном уровне россияне говорят западным странам, что на Украине — олигархи, ей нельзя давать деньги.

И не надо оглядываться на то, что думает или говорит Кремль. Меня очень удивляет, почему Украина так ориентируется на Москву: «Вольно ли нам это делать?». Он забрал у вас Крым, Донбасс. И вы ждете, даст ли он согласие делать [вам самим] что-то в вашем государстве. Это просто какой-то стокгольмский синдром.