Časopis argument: путинский покер, или «посмотрим, там видно будет»

Россия готовится к плебисцитному голосованию о самых масштабных изменениях в конституции с 1993 года. Помимо некоторых изменений в полномочиях институтов и закрепления некоторых идеологически-ценностных моментов, в поправках также есть параграф, благодаря которому в 2024 году Владимир Путин сможет снова, уже в пятый раз, баллотироваться в президенты.

Критики убеждены, что именно ради этого параграфа, то есть обнуления президентских сроков, и инициировались поправки. Изменения полномочий и другие дополнения — всего лишь декоративная ширма, которая позволит Путину оставаться президентом вплоть до 2036 года. Однако поправки также препятствуют появлению нового «Путина», то есть они дают гарантии Владимиру Путину, но (пока) не являются шагом к президентству более 12 лет для всех остальных.

Правда, при детальном рассмотрении всей этой «операции» с изменениями в конституции впечатление создается неоднозначное. Первое предложение самого Владимира Путина, высказанным в январе, и странную инициативу депутата Государственной думы Валентины Терешковой (обнуление президентских сроков Путина ввиду новой конституции) в марте разделяет период, когда за кулисами шла борьба за содержание новой конституции, и информация, доходившая до общественности, была только вершиной айсберга, а точнее очищенным конечным продуктом закулисных переговоров. В январском интервью Путин сам признал, что российская элита обеспокоена перспективой передачи власти. Кроме того, изменения в конституции Путин инициировал за четыре года до окончания своего мандата, и перспектива политической пенсии, которую наметило его январское выступление, ослабляла его уже здесь и сейчас. Иными словами, игра могла быть разыграна совершенно иначе, и результат мог бы быть другим. Не зря кремлевскую политику называют «черным ящиком», а Путин общепризнанно является великолепным тактиком.

С другой стороны, нынешняя российская политическая система действительно базируется, прежде всего, на авторитете и правлении Владимира Путина. Эта персонализация власти с акцентом на одного человека очень осложняет вопрос наследования и для самого Владимира Путина. В России вопрос наследования традиционно связан не только с угрозой разрыва властной преемственности и дестабилизацией, но и с личной опасностью для лидера. И то, и другое — результат высокой степени персонализации поста и функций, что обусловлено, прежде всего, политической культурной страны. И от Путина как личности все это не зависит.

Конституционные изменения, голосование о которых предстоит на почти недельном плебисците, то есть всенародном голосовании, нужно рассматривать как продолжение тенденции, которая проявилась в 1993 году, но корнями уходит фактически в эпоху Михаила Горбачева. Без победы Ельцина над российским парламентаризмом в 1993 году (которой западные партнеры России тихо радовались и которой совсем не противились, поскольку парламент мешал шоковой терапии и распродаже России) не было бы сегодня Владимира Путина и его предложения о конституции 2.0, как поправки прозвали в России. Не было бы и общенародного утверждения изменений, которое продолжает ельциновскую традицию. В общем, на недемократической основе трудно взрастить полнокровную демократию.

Ставка на суперпрезидентскую систему влечет за собой долгосрочные политические последствия, и суть ее была ясной: ограничить возможности парламента, политических партий и гражданского общества в участии в рыночных реформах. В целом нынешнее предложение повторяет прошлое. Уже потому, что Путин не тот государственник, который проявил себя в качестве новатора институтов. Об этом говорит и характер его правления, которое, несмотря на все успехи по консолидации и стабилизации, остается правлением эмерджентным, то есть не активным, а реакционным. И чрезвычайная ситуация превратилась в России в обыденность.

Голосование об изменениях в конституции, которые так или иначе связаны с проблемой наследования, состоится в неожиданных обстоятельствах — в условиях пандемии и ее последствий. Для Путина и российского правительства это неблагоприятная обстановка. Наблюдатели отмечают, что пандемия коронавируса в России ослабила самого Владимира Путина и обнаружила некоторые важные изменения в его стиле правления. Он перешел от ручного управления к делегированию. Он полагается на круг ближайших соратников и оторван от реальности рутины. Путин не стоял на первой линии борьбы с заболеванием, передав инициативу и ответственность регионам (губернаторам), Сергею Собянину и премьеру Михаилу Мишустину. Деятельный Путин превратился в статичного «дистанционного» Путина на экране, где в последние месяцы он появлялся беспрецедентно часто.

Некоторые говорят о глубоком кризисе путинского режима, который уже не справляется с собственными противоречиями, поскольку у его центральной фигуры просто кончились идеи, как действовать дальше. Реформа невозможна; система — в ловушке. Другие утверждают, что Путин — очень сильный политик, и рано ставить на нем крест.

Что касается конституционного плебисцита, как бы мы его ни оценивали, то он парадоксально не решает проблему наследования и решения даже не подсказывает. Иными словами, изменения в конституции связывают со стабильностью («Путин сможет остаться»), но в реальности определенного и гарантированного намного меньше («останется/сможет ли остаться?»). 21 июня Путин в интервью для нового документального фильма сказал о возможном баллотировании на новый срок следующее: «Я для себя еще ничего не решил. Я не исключаю возможности баллотироваться, если это возникнет в Конституции. Посмотрим, там видно будет». Российский президент снова повторил любимую фразу «там видно будет», которая оставляет ему достаточно пространства для маневра в ближайшие четыре года.

В том же интервью Путин высказался о возможном отклонении конституционных поправок на плебисците между 24 июня и первым июля: «Знаете, я сейчас скажу абсолютно откровенно: если этого не будет, года через два, я знаю это по собственному опыту, уже вместо нормальной ритмичной работы на очень многих уровнях власти начнется рысканье глазами в поисках возможных преемников». Так Путин наслаивает одну неясность на другую, что хорошо характеризует один из парадоксов его политического стиля. Вся система, начиная с групп интересов с их амбициями и борьбой за власть и заканчивая бюрократией, остается в напряжении. Также создается впечатление, что альтернатива отсутствует, и это еще больше усугубляет неопределенность (Путин не вечный), хотя цель ставилась противоположная. Однако наконец-то, хотя бы формально, Путин соблюдает правила («плебисцит решит»).

Для системы, существующей в России, новость о том, что Путин может баллотироваться и после 2024 года, пока главное. У Путина также остается пространство для маневра, сохраняется его автономия политического центра и центра урегулирования споров внутри элиты. Его авторитет тем самым укрепляется.

Еще один парадокс «стабилизационных» поправок к конституции, которая даст Путину возможность баллотироваться снова, — это рискованность подобного шага. Откладывая наследование, можно получить прямо противоположный результат в виде дестабилизации и развала всей системы именно из-за ее зависимости от Владимира Путина. Без механизма передачи власти только подтверждается чрезвычайный характер всей системы, который без Путина, без сильных институтов или без талантливого и приемлемого наследника может просто погрузиться в политический хаос. Проблема в том, что к такому же результату может привести и попытка самого Путина провести реформу.

Четыре года в российской политике не такой уж продолжительный срок, чтобы все могло измениться. Поэтому путинское «там видно будет» сегодня действительно оставляет вопрос открытым (пусть даже Путин уже «знает» и с самого начала планировал править до конца жизни). Это совершенно не означает, что никто не ищет преемника. Однако, без сомнений, может выясниться или уже выясняется, что это совершенно невыполнимая задача. Тогда Путину придется остаться, потому что он участвовал в создании системы, которая делает регулируемый переход власти просто невозможным. Пока же нам придется довольствоваться фразой «там видно будет»…