Игорь Найденов 2017

Рядом с захваченным активистами местного майдана зданием полтавского облсовета проходят две оживленные городские трассы. Время от времени водители, поравнявшись с майдановцами, начинают жать на клаксоны.

— Вот побибикать в нашу поддержку — это они могут, — раздраженно говорит активист Виталий Клеменко. — А так, чтобы выйти сюда и постоять с нами, — этого нет.

— С чего вы взяли, что это в вашу поддержку?

— А вы будьте внимательны. Слышите? Сначала «би-би», затем «би-би-би-би». Знаете, что это значит? «Слава Украине!» Это же часть нашего девиза. А отзыв такой: «Героям слава».

Проезжает следующая машина. Издает на одно «би» меньше.

— А это что?

— Это неприлично.

Полтава — метафорическое сердце Украины и ее духовный корень. Здесь на выборах голосуют так, как в среднем по стране. И еще считается, что полтавская «мова» — самая правильная.

Как во всяком уважающем себя городе, к тому же следящем за политической модой, в Полтаве тоже образовались свои майдан и баррикада. Правда, скорее по общей инерции и под киевскую копирку, чем посредством местной самодеятельности. Но все же.

А было дело вот как. 25 января намагниченные теленовостями граждане собрались перед обладминистрацией — с криками «Банду геть», естественно, в масках и с бейсбольными битами. Словом, прикинулись по-столичному. Их позыв можно было расшифровать таким образом: везде госздания захватывают, а мы что, лысые?

Однако путь им преградили спецбойцы харьковского «Беркута». И началось классическое стояние. Протестующие требовали от губернатора Александра Удовиченко уйти в отставку и покинуть ряды провластной «Партии регионов». Хотя непонятно, где тут логика: если бы он ушел со своего поста, не все ли равно, с каким партийным билетом? Впрочем, глупо искать логику в поведении людей с битами. Так или иначе, губернатор отказывался и отвечал, что удовлетворять народные чаяния не намерен. Но и применять силу в отношении собравшихся на площади запретил.

Кстати, сообщения об их численности сильно разнятся, что добавляет истории мистического флера. Активисты майдана уверены, что речь надо вести о тысячах и тысячах. В обладминистрации говорят: «Ну, были бесноватые впереди. Штурмовики — не полтавчане, бригады ультрас. И за ними человек двести наших глазели, зеваки — разве можно пропустить такое представление? К тому же бесплатное!»

Стояние стоянием, но ситуация понемногу накалялась. Толпа наседала, громыхала щитами, очевидцы утверждают, что активисты уже готовы были поджигать «коктейли Молотова». В общем, дело могло принять самый драматический оборот. Но тут! Тут, слава богу, свою роль сыграл «поющий милиционер». Вернее, это позже его стали так называть в народе. А тогда это был просто начальник городской милиции подполковник Виталий Емец.

В какой-то момент он оказался в самой гуще протестантов, на подступах к «Беркуту». Как раз в это самое время кто-то из заводил предложил почтить память погибших на киевском майдане минутой молчания. Виталий Емец не растерялся: снял шапку и присоединился к протестующим. А затем запели гимн Украины, в последнее время ставший — как ни странно — главной песней майдановского протеста. Толпа подхватила, грохнула: «Никогда не умрет Украины ни слава, ни воля…». Подполковник милиции затянул тоже, как мог и как помнил. И вот этот вид поющего вместе со всеми милиционера удивительным образом подействовал на людей. Тем более что многие его узнали — здешнего, полтавского насквозь, начинавшего с участкового уполномоченного. И как-то разом агрессия стала стихать, посыпались предложения о мирных переговорах с властью, исчезли куда-то бутылки с зажигательной смесью. В результате протестующие плюнули на обладминистрацию и заняли соседнее здание облсовета. При этом разбив всего одно стекло: просто надо было как-то запертую дверь отворить. Ну а милиция им и не препятствовала.

Где еще более мирно прошло? Может, в Одессе. Там — таки да — договорились об обоюдном неприменении силы. Но на самый-самый крайний случай заварили входы в здание администрации. Так ведь то ж Одесса.

Сейчас, конечно, активисты говорят, что у Емеца не было другого выхода. Хотя, может, он в самом деле от души запел, а не только из чувства самосохранения? Теперь-то он, пожалуй, точно не скажет. Но в любом случае в истории Полтавщины он останется миротворцем.

— Не обижаетесь на прозвище? Ведь это на всю жизнь. Помните у Гоголя, земляка вашего: каким именем народ наградит, такое и будешь носить, не отстанет.

— Не самое плохое. Лучше, чем полицмейстер-то.

— Вас люди благодарят за то, что вы фактически предотвратили бойню?

— Ну да — бывает, подходят… Или не подходят.

Уже бояться или рано?

Мы разговариваем у здания Октябрьского суда. Если бы мне не показали подполковника Емеца коллеги, я никогда бы не подумал, что это он, тот самый, «поющий». В кепарике, в дубленочке, штиблеты с носами, с цигаркой.

И еще удивительно. Оказывается, здесь можно вот так запросто взять, подойти к главному милиционеру и потрепаться с ним о том о сем. А в России, где-нибудь в такой же провинциальной, — поди попробуй. В лучшем случае пошлют. Либо в пресс-службу, либо подальше.

Вот-вот начнется заседание, на котором изберут меру пресечения для двух активистов полтавского майдана, обвиняемых в организации тех самых массовых беспорядков.

Первый — оппозиционер Петр Ворона, бывший сельский учитель, депутат облсовета, глава местного отделения партии «Удар» и помощник Виталия Кличко. Взрослый, холеный человек. Держится мужественно, даже высокомерно. Видно, что в своей стихии.

Сначала он говорит традиционные для своего амплуа вещи. Слышанные мною на киевском майдане десятки раз примерно в одинаковом исполнении.

— Идет борьба с недемократической властью. Ненависть к Януковичу сгладила внутриукраинские противоречия и объединила самых разных людей. Произошла ломка среди его электората на Востоке и на Юге. Его стратегическая ошибка — отсутствие общения с народом. После 1991-го выросло поколение, которое назад уже не пойдет, у них нет страха. За ними следуют старики, а не наоборот.

Проблема России: она не может понять, что Украина — отдельный народ, который почти закончил формировать себя как нацию. Майдан — это угроза для путинского режима, революционный вирус, который может распространиться на Россию подобно Арабской весне. Поэтому Путин поставил Януковичу задачу: не допустить распространения померанцевой заразы за пределы страны.

В общем, скучно, господа. Те же, там же, о том же.

Но затем Ворона выдает на-гора:

— Да, я все это организовал, я призывал людей захватывать здания. Но на суде я буду все отрицать. — Это он говорит в мой диктофон громогласно, так, чтобы слышали все вокруг: сторонники, журналисты, милиционеры, прокурор, выглянувший перекурить.

Второй подсудимый — руководитель полтавских отрядов самообороны Роман Чабановский. Совсем парень еще, стоит, нервно переминаясь с ноги на ногу, в глазах тщетно скрываемый вопрос: уже начинать бояться или еще рано? Непроизвольно сравниваешь его с комендантом киевского майдана Андреем Парубием, который лично формирует тамошние отряды. Выходит такая картина: барышня и хулиган.

Пожалуй, прав нардеп Украины от Полтавщины из оппозиционной фракции «Свобода» Юрий Бублик, — вон он, тут же стоит, его дорогой, пошитый у киевского портного костюм, почти сияет на фоне местечковых серых пальтишек и курток, — когда говорит, что все революции делаются в столицах, а провинции только улавливают поступающие оттуда сигналы.

Наконец, полтавские революционеры проследовали на суд.

Группа их поддержки — едва ли человек сорок. А ведь объявляли «всеобщую мобилизацию». И в соцсетях, и так. И сколько же пафоса. И почему лексика войны? Как будто сами себя пугают, накручивают, малюют черта. Откуда этот 1917-й год? А там и «всеобщая экспроприация» — легко рифмуется — значит, не за горами. Страшно. Но и смешно в то же время. Потому что трудно отделаться от мысли, что часть этих людей — просто-напросто не наигравшиеся в «Контру» геймеры.

Они маются. Надо что-то предпринимать, сообразное моменту, но вот что? Ладно, — кажется, думает вон тот парень с чубом и портативным мегафончиком, — начнем, помолясь, как научили в Киеве. Встали под окнами — и понеслось: «Кучка идиотов судит патриотов», «Милиция с народом, мусора с уродом». Милиционеры тем временем, скучая, стоят рядом с отсутствующими взглядами.

Но один из них, старлей Александр, оживленно болтает с юристом частной фирмы Виталием Клименко, активистом майдана, 33 лет. Они вроде соседи или даже в одной школе учились. Здесь такое часто бывает. Полтава — город невеликий: трехсот тысяч жителей нет. Многие друг друга хорошо знают или пересекались.

Оппозиционер и милиционер добродушно препираются:

— Дождались бы вы выборов президента в 2015-м — тогда бы и буянили. Был бы ваш протест легитимным. А так — большая хулиганка.

— Какая разница — все равно все сфальсифицируют.

— Да я на трех выборах участки охранял, чтоб ты знал. Ну не видел я этих ваших фальсификаций, «каруселей». Зачем мне врать? Урны прозрачные. Наблюдатели от всех партий.

— Теперь уж что говорить. Народ поднялся, — юрист гордо кивает на группу поддержки.

— Поднялся. Ха-ха, — старлей презрительно сплевывает. — Во время помаранчевой революции и то было больше народу. Тысяч пятнадцать пришли. А сейчас, 25-го января, полутора не набралось. Я знаю, я тогда в облсовете стоял. В два бы счета все снесли, если б команда была.

— Мы снесли или вы?

— Да мы, конечно. Скажешь тоже. Когда уже только все это кончится — я детей два месяца не видел, сплошное усиление…

Go Away с пирожками

А под окнами продолжается: «Ганьба, ганьба». Как будто уличный лоточник выкрикивает название пирожков.

— А что это такое — ганьба? — спрашиваю одного из демонстрантов, не участвующего в оре.

— Не знаю, как перевести. Может, go away, — говорит Геннадий Бойко, активист оппозиционной «Батькивщины».

Пока идет суд, приходит новость. В Кременчуге — это промышленный центр в Полтавской области — неизвестные застрелили судью Александра Лободенко, который двумя неделями ранее вынес решение об аресте четырех активистов местного майдана — они тоже обвиняются в захвате мэрии.

Охрану полтавской судьи по фамилии Тимошенко тут же усиливают. Уже четыре милиционера несут службу в непосредственной от нее близости, тело в тело почти.

Суд завершается только ближе к вечеру. Обоих обвиняемых заключают под круглосуточный домашний арест, надевают электронные браслеты.

Такой вердикт действительно выглядит странным. Ведь по всей Украине уже арестованным активистам смягчают меру пресечения в преддверии 17 февраля, когда, по закону, всех участников массовых акций протеста должны амнистировать при условии, что майдановцы освободят госучреждения и разблокируют улицы в Киеве.

— Здесь нет ничего странного, — спокойно, несмотря на «милицейский произвол», растолковывает полковник Емец. — Для того чтобы амнистировать, их сначала нужно привлечь к ответственности. Иначе люди будут думать, что можно вот так просто, не опасаясь уголовного кодекса, захватывать здания. Получается, что в Полтаве своих провинившихся мы наказываем самыми последними. И, возможно, 17-го они уже будут свободны.

— А если облсовет все-таки не освободят? Допускаете, что власть применит силу?

— В Полтаве никогда ничего силового не будет. Я отвечаю. Это особенный город, у него такой менталитет — мы всей Украине показываем, как надо решать проблемы, мирно воевать, — заключает подполковник-непротивленец.

Ленивый протест

В самом деле, Полтавщину общим украинским аршином никак не измерить. Она мало сказать неоднородна — каждое местечко здесь уникальное, самостийное, себе на уме. Какая-то вдруг крошечная деревня, а там церковь сверкающая и обязательно с иконой мироточащей. То есть не чета прочим. И повсеместно гоголевщина, да с налетом мистицизма: Диканьки и Вии.

— Мы за три года ввели в эксплуатацию 122 детских сада, это значит, обеспечили местами более 10 тысяч детей, — рассказывает замгубернатора Валерий Пархоменко. — Приезжаю в деревню, рассказываю об этом местным. А они говорят: нам это до лампочки, это у кого дети — а нам дороги давай, газ давай! Такова психология полтавчанина: сколько бы власть ни делала хорошего, он заметит только плохое, — продолжает чиновник немного даже обиженно. — И ведь при этом область — донор, входит в тройку по отчислениям в госбюджет; все соцпрограммы работают, наши местные бюджеты сверстаны и приняты, в отличие от других областей — там, где правит майдан. А оппозиция? Им-то что — у них развязаны руки и языки, и нет наказания. Вот если бы на месяцок не дать им пенсий, зарплат, пособий… может, тогда бы они поняли, что деньги ниоткуда не берутся, и сообразили, для чего нужен госаппарат.

Но массовой поддержки у местного майдана почему-то нет.

Хотя поначалу все было забористо. Сформировали, как и везде, народную раду из числа оппозиционных депутатов местного самоуправления и майдановского актива. На первом же своем заседании она приняла решение запретить Партию регионов и Компартию Украины. Стали собираться по вечерам в сессионном зале: когда лекцию послушают о текущем политическом моменте, когда концерт затеют. Вход свободный. В иные дни полный зал набивался. Народ в депутатских креслах сидел, не снимая шуб и шапок, и у всех на лицах было одинаковое выражение удовлетворения от свершаемой социальной мести. Но постороннему наблюдателю в голову не лезло ничего кроме ленинской кухарки.

В воскресенье — обязательное вече. Как в Киеве, что ж.

А теперь как? Ну, стоит одинокая палатка на виду обладминистрации. Очень похожа на ту, в которой в свое время перед Белым домом в Вашингтоне объявил голодовку знаменитый диссидент доктор Хайдер. А потом выяснилось, что он таким образом пытался похудеть.

Ну, дежурят на баррикаде около облсовета два с половиной активиста — какие-то изнуренные подростки греются у бочки-костра. Масок на них нет. Это в миллионном Киеве можно сохранить анонимность, а здесь, где тебя каждая собака знает, нет смысла прятать лицо. Да, в руках у них дубинки, но в большей степени похожие на предметы кухонной утвари.

Радикалов из «Правого сектора» нет. Западенцев — тоже. Говорят, приезжали две машины, покрутились. Поняли, что Полтавщину не спровоцировать на войну, уехали. Нет здесь, как в Киеве, подозрительности и поисков провокаторов: проходи в здание кто хочешь. Многие спортсмены перестали приходить. Насмотревшись ТВ, думали, что веселые махачи будут чуть не ежедневно, а в Полтаве их даже не предвидится.

К тому же сама баррикада, сработанная из мешков, набитых снегом и льдом, и без того невысокая, понижается каждый день. На улице плюсовые температуры — вот она и тает, как морок или злая снегурочка.

Активисты и сами осознают свою карикатурность, иногда, словно в шутку, называя себя как бы майдановцами на как бы баррикаде.

А после того, как суд обязал протестантов освободить облсовет и в здании отключили свет и отопление, оно и вовсе опустело. Если случается какое-то революционное собрание, то проводят его на улице, перед входом.

Дуля в кармане

— Что вы хотите? Это обычная вирусная технология, — говорят в штабе «Партии регионов».

Я их едва отыскал: ни флагов, ни вывески. Свежевыкрашенный фасад. Оказывается, все было исписано гадостями. Вот и пришлось замазывать.

— Оппозиция свое отрабатывает. Им надо было дать в центр ТВ-картинку, и они отчитались: баррикада, одна штука — есть, палатка с буржуйкой — присутствует. Вот от кого они забаррикадировались? Их же никто ни разу пальцем не тронул.

Местные социологи провели опрос «Полтавчане и майдан». 45 процентов жителей Полтавы поддержали захват облсовета, 30 — против, 15 — не определились, 10 — «это безразлично». Но примерно две трети симпатизирующих майдану сообщили, что в случае силового противостояния с правоохранительными органами предпочтут отказаться от борьбы.

В Полтаве даже вошел в обиход такой термин, как «ленивый протест». Если выражаться проще, то здесь у каждого есть наготове дуля. Но она спрятана в кармане. Может, кто вынет и покажет. Но скорее всего — нет. Таково внутреннее свойство территории.

Пришла новость из Донецка: заговорили об учреждении Донецко-Криворожской республики, мол, даже выдают паспорта. Из Крыма сообщают: просят Россию выступить гарантом целостности автономии. Футбольные торсиды накануне открытия сезона договорились о перемирии: «От Луганска до Карпат фанат фанату — друг и брат». Луганск же телефонирует: казаки вышли патрулировать улицы. А в Полтаве — ноль общественного движения, даже намека нет. Вот все, на что хватает выдумки: «В парке города Гребенка обезглавили статую Ленина». В обычное время это был бы вандализм, а сейчас, конечно же, идейная борьба.

Что там говорить, если на киевском майдане даже нет постоянной палатки Полтавы! Иногда кто-то полтавский приедет, постоит два-три дня, сфотографируется на фоне революции, затем сворачивается. Отметился, стало быть.

Это тоже, наверное, свойство провинции в широком смысле слова: не интересоваться тем, что за околицей.

Почти каждый из местных майдановцев — человек особенный, так сказать, со своею думкой. Например, Людмила Олексиенко. Образование среднее, работала в майонезном цеху и администратором в санатории. Мать троих детей, вот они все тут — в облсовете. Еще в декретном отпуске по уходу за младшей дочерью.

Людмилу полтавский майдан не очень устраивает, поэтому она ездит на киевский. Там трудится в санчасти.

— Зачем вам это?

— Не хочу, чтобы мои дети жили, как я живу.

Она рассказывает, что пока была в столице, к ней домой приходили из органов опеки — хотели, говорит, родительских прав лишить. Но ее сестра и мать отбились.

— А хотите, я вам ранение свое покажу? — спрашивает Людмила и, не дожидаясь ответа, оттягивает носок на ноге. Обнажается небольшая синяя впадина-отметина.

— Латунная пуля, — с гордостью говорит Людмила. — На катушку от ниток похожа.

Таких, как она — кто на киевский майдан надолго ездил, — в Полтаве немного. На них приходят посмотреть, словно на героев.

Учитель истории

У здания обладминистрации проходит митинг в поддержку действующей власти: «Сохраним Украину». А накануне в Полтаве горел штаб «Партии регионов», огонь уничтожил 600 древков для флагов, основная версия — поджог. Наверное, поэтому флагов немного. Местная газета — очевидно, антимайдановская — пишет: «Можно представить, какой бы вой поднялся, если бы горел штаб "Удара” или "Свободы”».

Другая местная газета — очевидно, майдановская — отметила, что на митинге говорили в основном по-русски. Вспомнился Устав националистической организации «Громада» (1860-е годы), увиденный накануне в Полтавском краеведческом музее: «Дело "Громады” — освободить Малороссию от владычества великороссов посредством силы или выкупа (…) Чтобы каждый из членов "Громады” умел говорить по-украински, плясать "козачок”, "журавля” и "метелицу”. И знал напевы главных украинских песен (…) За каждое русское слово член "Громады” подвергается штрафу. Папиросы в "Громаде” курить воспрещается, взамен них рекомендуется люлька. Каждого, кто, зайдя в "Громаду”, скажет "Здоровенькi були”, "Громада” принимает с распростертыми объятьями. А кто скажет "Мое почтение”, того изгоняют, как не сочувствующего интересам "Громады”».

Народ приехал на автобусах со всей области, об этом говорят таблички в руках. Митинг как митинг. Доминируют выражения: «не допустить государственного переворота», «избежать кровопролития и гражданской войны». Антимайдан, словом. Тоже копия с киевского оригинала. Почему нет, если майдану можно?

Подхожу к группе из Миргорода.

— Знаете, на майдане говорят, что ваши администрации свозят вас сюда под давлением: или поедете митинговать, или увольнение.

— Как меня уволить? — весело, даже с вызовом отвечает одна из участниц митинга. — Меня, учительницу истории с 20-летним стажем? И где они посреди года мне замену найдут?

— Так вы что — в самом деле за власть?

— Вообразите, на Полтавщине есть немало людей, которым неприятно думать, что к управлению страной снова могут прийти Швондеры. И еще я уверена, что плохой мир всегда лучше хорошей войны.