Delfi: Путин торгует страхом

Российский политолог и телеведущий Сергей Медведев в интервью Константину Эггерту, специально для литовского «Делфи» рассказал о перспективах взаимоотношений стран Балтии, России и НАТО в ближайшие годы.

Сергей Медведев: Думаю, что да. При нынешнем политическом режиме я не вижу возможностей для изменения отношений России с НАТО. России в нынешнем ее состоянии очень нужны враги. НАТО естественным образом — кандидат номер один на эту роль. Режиму нужны враги для легитимации дома, для позиционирования себя в мире, то есть для внутренних и внешних целей.

— Угроза НАТО — это такая базовая вещь, которая была сконструирована еще в 50-е годы. Она формирует сознание российского политического класса. Это воспроизводится в третьем поколении политиков и населения. Это иррациональные вещи, как и по отношению к американцам, архетипы, на которых зиждется внутренняя и внешняя идентичность. Хотя они абсолютно иррациональны, ведь НАТО — это не фронт, а тыл России. Если смотреть на глобальные геополитические расклады XXI века, то России нужно максимально дружить с НАТО, обеспечивать свои тылы.

— Россия находится на дуге нестабильности. Весь южный периметр — Китай плюс Ближний и Средний Восток. Так или иначе, они подвигают Россию к сотрудничеству с НАТО. Но Россия предпочитает играть в странные игры со странами типа Ирана. НАТО опять-таки очень удобна для накачки общественного мнения, она идеально подходит на роль архиврага.

— Это нельзя противопоставлять. Политический класс поверил в собственную пропаганду, переехал жить в телевизор, и система мотиваций перестала быть такой циничной, как прежде: «На людях мы ругаем НАТО, но сами понимаем, что к чему». Достаточно послушать, что сегодня говорят прокремлевские эксперты. Произошла полная аберрация сознания.

— Видимо, так.

— Да, конечно! Россия заинтересована в бесконечном повышении градуса конфронтации в своем тактическом приближении к грани войны. Чем ближе мы — на один-два микрона, тем России выгоднее, потому что Путин себя чувствует комфортно только в ситуации предельного обострения, когда он может торговать страхом. Да, вполне возможны какие-то провокации со стороны России. Плюс все эти полеты самолетов. Дрогнет рука у пилота — и все, получите новый виток конфронтации.

— Не думаю, что он верит, будто НАТО всей своей мощью «впряжется» за Эстонию, Литву или Латвию. Сознания людей в Кремле сильно, практически революционно изменилось. Они верят, что Россия сейчас обладает военным преимуществом, например, по танкам. И вообще, несмотря на гигантскую разницу военных бюджетов со странами НАТО, они верят, что у России есть боевой дух, и, в случае конфронтации, россияне выстоят до конца, а Запад не выдержит. Российская верхушка уверена, что в этом противостоянии, когда обе стороны держат друг друга на прицеле, Запад «моргнет» первым.

— Не скажу, что главная, но одна из проблем. Для американцев — это вмешательство в выборы, для англичан — дело Скрипалей. Возможно, для Восточной Европы — это

Украина. Но она, несомненно, присутствует в любых разговорах о санкциях, любых переговорах. Надеюсь, что так будет и впредь, и Крым не пропадет с повестки дня. В Кремле надеются, что через пять-десять лет это все забудется, и Запад все равно будет говорить с Россией. Скажем, начнется новый раунд переговоров о разоружении. Кремль хочет Запад усадить за стол переговоров на своих условиях — создать настолько невыносимую структуру международных отношений, доказать свою безусловную готовность к войне, что Западу ничего не останется, как отбросить санкции и начать договариваться. В мечтах Путин себя видит в белом кителе в роли генералиссимуса в Ялте в 1945 году, когда в Европе стоит 15-миллионная советская армия, а он диктует условия мира. Вся Россия живет в этом непрекращающемся 9 мая. Нескончаемая литургия. И Кремль тоже живет в этом 9 мая и думает, что по какой-то ужасной исторической несправедливости нас этого 9 мая лишили. И, поэтому, мы должны вернуться в эту точку, в 1945-й год, и с той позиции говорить с Западом. Все геополитические действия ведут к тому, чтобы привести международную систему в состояние 9 мая 1945 года.

— Нет. Я не верю в преемника Путина. У него не может быть преемника. В России нет политики, нет институтов, нет правительства, нет гражданского общества. Есть только одно бесконечное, распростертое тело Путина, а вокруг него выжженная территория. Если Путин исчезает с политической арены, то российская политика обнуляется. Я верю, что эта система будет продолжаться до тех пор, пока будет продолжаться биологическая жизнь Путина.

— Да. Конституция позволяет сделать в 2024 году «рокировочку», как говорил Ельцин. Может, Путину найдут почетную должность, как в Казахстане. Русский елбасы…

— Ну, один раз он уже пересидел в качестве премьер-министра. В России очень гибкая институциональная структура: институтов нет, есть субституты, конституция меняется. Поэтому я вижу триумфальное возвращение Путина в 2030 году и нахождение его у власти до 2042-го года. Российской верхушке это очень важно, потому что, по косвенным свидетельствам, они живут в апокалиптическом мире и ждут большой войны где-то в 2030-х годах. Нынешняя ситуация в России рассматривается как подготовка к этому большому противостоянию. Поэтому Путин вполне себя представляет в роли президента.

— Ну а что такого? Человек физически здоров, активен, плавает по два часа в бассейне, не утруждает себя особо, регулярно делает косметические операции. Он еще в 90 лет и рок-н-ролл на сцене станцует! Да и наука об омоложении сейчас развивается сверхбыстрыми темпами.

— Видимо, значит, но для внешних наблюдателей. Но с нынешней политической системой я не вижу никакого политического результата всех этих выступлений. Все говорят о протестах по поводу повышения пенсионного возраста. Но так называемая пенсионная реформа — это большой успех путинской команды! Фактически людям одним махом «впарили» повышение НДС и пенсионного возраста. Проглотили — и никаких особо грозных протестов. В России невозможны желтые жилеты, невозможен Майдан.

— Потому что есть нации, которые меняют обстоятельства своей жизни, а есть нации, которые меняют себя внутренне. Россия относится ко вторым. У нас пьют водку, смотрят телевизор и много говорят о том, как не удалась жизнь. А есть нации, типа американской, которые меняют обстоятельства. Захотели — избрали президентом темнокожего на два срока. Захотели — Трампа. Захотят — женщину изберут, лесбиянку, пуэрториканца. Они меняют свою жизнь. И французы меняют. Почему «желтые жилеты» пользуются симпатией у населения? Потому что у каждого француза в голове «прошито» священное право на протест. Я не люблю детерминизм. Но наследие крепостного права, действительно, очень-очень тяжелое. Существует более дальний политический горизонт. На нем существует Навальный и делает очень полезную работу. Но это все терпится и допускается Кремлем по простой причине — они там отлично понимают, что Навальный не может вывести миллионы людей на Манежную площадь.

— Полагаю, что нет. С 4 февраля 1990 года, когда на Манежную площадь вышли сотни тысяч человек, в Кремле, хоть там и сменились обитатели, остался страх. Лужков и Церетели в конце девяностых застроили Манежную площадь, чтобы люди не собирались. Вообще же, политический режим в России можно изменить только извне. Разумеется, я не имею в виду оккупацию НАТО. Скорее падение цен на нефть, как это было в 80-е годы.

— Запад должен тотально отказаться покупать у России углеводороды. Должен быть, скорее, иранский вариант. Хотя и он не сработал до конца, по большому счету. Изменить линию Кремля может какая-то сильная глобальная конфронтация, связанная с исламским миром, катастрофический теракт, сильное климатическое изменение, прилет инопланетян…

— Федеральные каналы начали «топить» за Зеленского. Это достаточно предсказуемо. Потому что Зеленский — это постмодернистский кандидат типа итальянских популистов из движения «Пять звезд», например. Я не вижу в нем позитивного содержания. Это гуттаперчевая маска из КВН. Чтобы он ни говорил, он меня не убеждает. В качестве президента страны, в тяжелейший период ее истории и войны с Россией, он не годится. Для меня идеальный сценарий был бы напуганный Порошенко, который выучил уроки первого тура голосования, и вышедший во второй тур как человек, пересмотревший свое отношение к политике.

— Я думаю, это так. В Москве до сих пор не осознали: Украина — это отрезанный ломоть, причем отрезанный российскими руками. Аннексия Крыма и операция на Донбассе привели к абсолютной и бесповоротной «потере» Украины, которая теперь еще сильнее закреплена церковным расколом. 350 лет единства перечеркнуты. И происходит именно то, о чем говорил Збигнев Бжзинский: Россия перестанет быть империей в тот момент, когда потеряет Украину. Так что в отдаленном будущем, когда украинцы будут ставить памятники людям, создавшим их национальную независимость, они должны поставить памятник Путину. Он стал одним из отцов украинской независимой государственности.

— Сложный вопрос… Несмотря на все то, что я сегодня говорил, я верю: Россия может себя изменить, как это было в 80-90-е годы. Тогда каждый день возникали какие-то новые структуры, люди переставали себя чувствовать рабами. Поэтому на ваш вопрос отвечу так: это — люди, освободившиеся от дракона, от постоянного страха государства. Стержнем России со времен Московии и Ивана III было государство, которое строило все — наше пространство, наше общество, власть и экономику. Нужны люди, убившие в себе государство. Только они могут построить новую Россию.