Героин для Путина

Путин — политический наркоман. Он остается на вершине власти благодаря очередным «дозам», которые позволяют ему на какое-то время поправить свое положение. Относительно жесткая реакция Запада на попытку отравления в Великобритании бывшего российского разведчика Сергея Скрипаля и его дочери стала очередной «инъекцией», которая помогла ему добиться высокой явки и хорошего результата на мартовских президентских выборах. До этого была Грузия, Украина и Крым, очередные санкции, Сирия. Каждый раз рейтинг президента рос, хотя на следующий день Россия просыпалась ослабленной и оказавшейся в еще большей изоляции. Так было и на этот раз.

В начале апреля американский Госдепартамент ввел санкции против 24 граждан России и 14 российских компаний. Это уже третий пакет западных ограничительных мер в отношении Москвы за последние два месяца. В середине марта Вашингтон распространил санкции на россиян, которые, по мнению спецпрокурора Роберта Мюллера (Robert Mueller), имели отношение к вмешательству в президентскую избирательную кампанию 2016 года. В конце марта американцы вместе со своими европейскими союзниками выдворили российских дипломатов в ответ на попытку отравления Скрипалей.

Как показывают вышеприведенные примеры, основная проблема заключается в том, что Запад неверно оценивает политические последствия своих действий. То, что во Франции или Великобритании послужило бы причиной для отставки правительства, в России лишь укрепляет позиции власти. Даже если суд решит, что ответственность за покушение на Скрипалей несет Россия, это лишь поможет Путину. «Россиянам понравится такой вердикт, ведь предатель получил по заслугам, а президент вновь продемонстрировал силу. Использование западной политической логики в действиях, направленных на Россию, часто дает эффект прямо противоположный задуманному», — говорит родившийся в Москве американский эксперт Макс Бут (Max Boot).

Лидер российской оппозиции Алексей Навальный сетует, что Запад преувеличивает успехи Путина, приводя его в состояние «наркотического опьянения» и увеличивая его рейтинги. Речь идет, в частности, о российских кибератаках и оценке их роли в избирательных компаниях в США и европейских странах. Западные страны, как считает Навальный, окружают Путина аурой величия, чего тот не заслуживает. Как говорит британский эксперт по России Марк Галеотти (Mark Galeotti), российский президент хочет, чтобы о нем говорили, а его страну считали мощной державой, с которой следует считаться. Запад раз за разом попадает в эту ловушку.

Стратегия Путина выглядит удивительно эффективной. Большинство американцев (в том числе сторонников Трампа) считают, что Россия повлияла на исход президентских выборов 2016 года. В свою очередь, европейцы (как показал январский опрос «Евробарометра») уверены, что Кремль задает тон политическим дискуссиям в их странах. Несколько влиятельных западных изданий (в частности, еженедельник «Тайм») даже признали Путина самым влиятельным человеком в мире, а западные интеллектуалы предупреждают, что мы движемся в сторону российской политической модели. Это, пожалуй, главная новинка: из страны, которая не может порвать со своим прошлым, Россия превратилась в ориентир для будущего. Как написал недавно болгарский политолог Иван Крастев, «либеральный Запад боится уже не того, что Россия будет управлять миром, а того, что весь мир будет управляться так, как Россия».

Вопреки сообщениям пропаганды, говорящей об успехах российского государства (которую, сами того не осознавая, распространяют в том числе западные СМИ), оно переживает кризис во многих сферах. Россияне увязли в Сирии. Они говорили, что собираются разбить экстремистов, угрожающих режиму Башара Асада. Этого вроде бы удалось добиться, но хотя Путин уже трижды объявлял, что «задача выполнена», а военные могут возвращаться домой, они до сих пор туда не вернулись. «Кремль боится, что если он выведет сейчас свои силы, Асад может проиграть, а это будет сильный удар по престижу, который не сможет объяснить россиянам даже их государственное телевидение», — предполагает ливанский журналист Рами Хури, пишущий о войне в Сирии.

Кроме того, сирийская операция обходится Москве все дороже. Только за последние два месяца россияне потеряли истребитель (его сбили мятежники) и транспортный вертолет, на борту которого находились высокопоставленные офицеры, а также (хотя в данном случае военные не носили российскую форму) потерпели разгромное поражение при попытке захватить газовые месторождения, которые охраняли американцы. Скорейшее завершение войны в Сирии будет возможно лишь в том случае, если удастся добиться какого-то политического соглашения между, максимально упрощая, Асадом, мятежниками и курдами. Надеяться на это сложно, поскольку сирийский режим, судя по недавним химическим атакам, предпочитает убивать, а не договариваться. В связи с этим Россия лишилась шанса сыграть роль, которую она сама себе приготовила, и стать международным миротворцем.

Серьезной нагрузкой стали для Москвы также Донбасс и Крым. Единичные столкновения на этом фронте не отменяют факта, что конфликт перешел в фазу заморозки как в военном, так и в политическом плане. Даже если признать, что Путину удалось затормозить Украину на ее пути к Западу, цена, которую ему приходится за это платить, продолжает расти. Это касается не только военной или финансовой сферы. Как показывают все опросы, из-за Донбасса и Крыма Россия стала для украинцев врагом, который угрожает самому существованию украинского государства.

Оба этих примера, Сирия и Украина, демонстрируют, как выглядит «наркотическая зависимость» Путина. Он использовал эти операции для достижения сиюминутной цели: общественной мобилизации. Они дали ему политический импульс, в котором он нуждался, однако, в долгосрочной перспективе они лишь ослабят российское государство. Так же обстоит дело и с санкциями, только в этом случае «наркотиками» Путина снабжает Запад.

Какой эффект дали западные ограничительные меры? С одной стороны, сложно сказать, как действовал бы Путин, если бы их не было, с другой — они не заставили его уйти с Украины, отдать Крым или отказаться от кибератак на демократические западные государства. Когда кто-то говорит, что цель санкций была другой, напрашивается вопрос, какой же в таком случае она была? Наказать, но не получить никакой компенсации? Некоторые публицисты полагают, что дело было в принципах. Если принять такую точку зрения (оставив за скобками эффекты), можно сказать, что Запад движется в сторону политического нарциссизма, цель которого доставить себе удовольствие, не задумываясь о последствиях.

Кремль использует санкции во внутриполитических целях. Они служат неоспоримым доказательством существования западной «русофобии», которой Москва объясняет несправедливое отношение к России. «Общенациональная боль — это не подлинное чувство, а элемент стратегии», — говорит Макс Бут. Негодуя по поводу санкций, Путин закрепляет идею, что российскому государству угрожают внешние и внутренние враги. Его послание адресовано россиянам: под влиянием этих эмоций они будут безропотно затягивать пояса.

Новая акция Запада, решившего наконец заняться имуществом российских олигархов, тоже, судя по всему, не произвела на Путина особого впечатления. По всей видимости, она не склонит Кремль, как на то надеялись западные страны, изменить политику. В «черном списке» есть несколько миллиардеров, которые разбогатели благодаря близости к Путину. Это, например, Олег Дерипаска, известный не только как алюминиевый король, но и как знакомый бывшего стратега Трампа Пола Манафорта (Paul Manafort), или Игорь Ротенберг — сын приятеля Путина по Петербургу Аркадия Ротенберга.

Вашингтон утверждает, что они извлекли выгоду из действий Кремля, а поэтому тоже несут за них ответственность. Однако в этой концепции есть слабое место. Речь идет, конечно, об очень состоятельных людях, которые разбогатели в последнее десятилетие, но утверждать, будто они имеют влияние на Путина (а, следовательно, санкции против них заставят Кремль изменить курс), неверно. Такой подход исходит из устаревшего предположения, что российские олигархи представляют собой автономную группу. Марк Галеотти в своей новой книге «Воры. Русская супермафия» пишет, что в России сейчас (в отличие от ельцинской эпохи) невозможно разбогатеть не получив разрешения Путина. Называть этих людей олигархами будет преувеличением, ведь в 1990-е годы олигархи были способны диктовать Ельцину свои условия.

То, что санкции в принципе неэффективны (особенно, когда речь идет о вопросах безопасности), уже неоднократно говорили ученые. На эту тему написаны десятки книг. «Ограничительные меры прежде всего поднимают настроение тем, кто их вводит, очень часто они лишь служат укреплению режима, против которого они направлены», —констатирует в одной из них Дэниел Дрезнер (Daniel W. Drezner) («Парадокс санкций», 1999). Единственным исключением в последние годы был Иран: угроза введения новых санкций действительно помогла заключить в 2015 году атомное соглашение с Тегераном.

У иранского случая была, однако, своя специфика. Во-первых, как действовавшие санкции, так и те, которыми угрожал Тегерану Запад, поддерживали не только Америка и ЕС, но и все постоянные члены Совета Безопасности ООН. Во-вторых, было четко сказано, при выполнении каких условий ограничительные меры будут отменены, так что у иранцев был стимул. История с Россией не отвечает ни первому, ни второму условию. По мнению Маши Гессен, российской публицистки, сотрудничающей сейчас с еженедельником «Нью Йоркер», Запад ошибочно полагает, будто Россию при помощи санкций можно к чему-то вынудить или хотя бы напугать. Реальность выглядит иначе: российские реакции на западные меры колеблются от полного равнодушия до эскалации, то есть введения контрсанкций, которые доставляют неудобства простым россиянам.

Здесь мы подходим к следующему ошибочному представлению: на Западе считают, что если уровень жизни российских граждан будет снижаться, основы путинской власти пошатнутся. Практика показывает, что все как раз наоборот. Президент России как никто другой умеет использовать экономические сложности (в особенности те, которые возникли из-за «внешних врагов») для мобилизации населения и укрепления собственной позиции. Жесткие санкции появились в 2014 году после российского вторжения на Украину, и за эти четыре года Кремлю удалось вписать их в государственную пропаганду. Путин и не имеющие выбора россияне просто научились с ними жить. Это, однако, не означает, что жизнь с такой зависимостью можно назвать здоровой.

Зависимость порождает прострацию, так что Путин, а вместе с ним вся страна, живет сегодняшним днем, не думая о долгосрочных последствиях. Всего шесть лет назад российский бюджет рос на глазах благодаря доходам от продажи газа и нефти, которая стоила тогда больше 100 долларов за баррель. Запад погрузился в рецессию, а Путин мог похвастаться бюджетным профицитом. Он подчеркивал, что это неоспоримое доказательство превосходства российской политической модели над европейским и американским либеральным капитализмом.

Многие российские экономисты, в том числе связанные с Кремлем, убеждали Путина, что наступил идеальный момент для проведения реформ и диверсификации российской экономики, которая продолжала опираться на продажу углеводородов. Однако провести реформы невозможно, не создав работоспособные институты, занимающиеся регулированием экономических отношений, в первую очередь — независимые суды. В России слишком многое зависит от одного человека, чтобы всем остальным хотелось рисковать и, например, создавать бизнес, работающий на рыночных принципах. Без реформ при каждом падении цен на нефть страна будет переживать финансовый и экономический кризис, как типичная банановая республика.

Недавнее снижение нефтяных котировок не вызвало кризиса лишь благодаря радикальным шагам, которые предпринял российский Центробанк. «Приспосабливаться» к новой обстановке пришлось простым россиянам: с 2012 года рубль подешевел в два раза, а это повлекло за собой снижение реальных доходов и уровня потребления. В 2015 — 2016 годах российский ВВП в процентном отношении уменьшился практически так же, как американский в период самого глубокого кризиса 2008 — 2009 годов.

В демократических западных странах такой резкий экономический спад вызвал бы политическое землетрясение, как мы видим на примере стремительных карьер многочисленных популистов. Путину, между тем, удалось сохранить полный контроль над ситуацией, что показали мартовские выборы. Кремлевская пропаганда смогла внушить россиянам, что практически во всех внутренних проблемах России виноват Запад со своими санкциями и несправедливым отношением к ней. Проправительственные СМИ действуют настолько эффективно, что большинство россиян (57% по данным ноябрьского опроса «Левада-центра») несмотря на ухудшающуюся экономическую ситуацию в их стране считают, что на Западе дела обстоят еще хуже.

Такая обстановка, разумеется, не располагает к тому, чтобы общество начло давить на власть, требуя проведения реформ. При этом экономическая монокультура — не единственная проблема России. Столь же опасными могут оказаться, например, демографические тренды. Но несколько лет назад Путин, судя по всему, решил, что курс детоксикации (например, поддержка гражданского общества и верховенства закона) обойдется ему слишком дорого. Процесс «реабилитации» не даст моментального эффекта, а одновременно во время него нужно будет отказаться от таких инструментов быстрой и эффективной мобилизации населения, как небольшая война с каким-нибудь соседом. В итоге придется поделиться властью, провести конкурентные выборы и диверсифицировать экономику. Всего этого Путин до сих пор не сделал.

Его политика, ориентированная на сиюминутные потребности, приведет к весьма печальным последствиям, и случится это может в весьма недалеком будущем. Запасы природных ресурсов однажды подойдут к концу, а, возможно, еще раньше в Европе резко снизится на них спрос. Если возобновляемая энергия будет пользоваться в мире все большей популярностью, России придется выбирать, что делать дальше: начать экономические, а потом и политические реформы или продолжать движение вниз. Это выбор между очередной дозой и курсом реабилитации.