Haaretz: после победы в Сирии Путин попал на дипломатическое минное поле

После того, как российский президент Владимир Путин передал контроль над большей частью Сирии Башару Асаду, он по праву мог записать себе в копилку важное военное достижение. Но достижение — еще не победа. Вскоре российский лидер осознал, что оказался на политическом минном поле, где сталкивается с новыми незапланированными вызовами, которые могут подорвать его военные успехи.

На первый взгляд, политическая программа Москвы казалась логичной и продуманной: Россия уже должна была начать вывод части войск из Сирии, решить вопрос о роспуске повстанческих сил в Идлибе дипломатическими методами (главным образом с помощью Турции), сформировать комитет по разработке конституции, основные пункты которой уже написаны российскими советниками, назначить дату выборов и начать восстановление страны. Схему согласовали на саммите Ирана, Турции и России в сентябре 2018 года, ее одобрили Башар Асад и некоторые повстанческие организации.

Однако в декабре ситуация вышла из-под контроля: президент Дональд Трамп сообщил о намерении вывести американские войска из Сирии. Это решение пока не выполнено. Между Трампом и Турцией возник глубокий раскол по вопросу защиты курдских сил, которых поддерживают американцы. Трамп согласился создать зону безопасности в курдском регионе на севере Сирии шириной 32 километра, но требует, чтобы европейские силы контролировали и патрулировали эту территорию, в то время как Турция хочет сама контролировать этот процесс. Пока вопрос не решится, американцы не выведут войска. Тем временем стороны ищут компромисс, который устроит и курдов.

Москва и Дамаск также выступают против господства Турции на севере Сирии, но в то же время требуют, чтобы Анкара выполнила соглашение о роспуске вооруженных ополченцев, сосредоточенных в районе Идлиб, особенно сил «Джебхат ан-Нусры» (террористическая организация, запрещена в России — прим. ред.). Цель соглашения — предотвратить масштабную российско-сирийскую кампанию в регионе. Инициатором выступала Турция. Но Анкара не выполнила обязательств по роспуску ополченцев, и Россия дала понять, что ее терпение на исходе. Битва за Идлиб, где проживает около трех миллионов мирных жителей, примерно 50 тысяч из которых — вооруженные ополченцы, чревата новой волной беженцев, которые устремятся в Турцию, где уже более 3,5 миллионов беженцев. До решения проблемы Идлиба говорить о контроле режима над всей территорией Сирии также рано. То же касается остальных дипломатических шагов, запланированных Россией.

Другая мина на дипломатическом поле- отсутствие консенсуса по составу конституционного комитета под эгидой ООН. В пятницу безрезультатно завершился 12-ый раунд переговоров в столице Казахстана — Астане (новое название города — Нур-Султан). Большая часть споров касалась состава комитета, который будет заниматься составлением конституции. Россия заинтересована в максимально широком представительстве оппозиционных сил, как и сирийского режима, Турция выступает против участия курдов, а Асад — против некоторых оппозиционных группировок. Иран, со своей стороны, стремится сохранить влияние в Сирии на фоне получения Россией доступа к таким экономическим ресурсам страны, как нефтяные и газовые месторождения, лицензию на разработку которых получили российские компании. Россия также взяла в аренду на 49 лет порт в Тартусе.

Экономическое противостояние усугубляется заявлениями со стороны Ирана, что Россия сотрудничает с Израилем с целью выдавить Исламскую республику из Сирии. В качестве «доказательств» иранские аналитики приводят следующее: зеленый свет в вопросе атак по целям, связанным с Ираном, сдержанная реакция России в ответ на решение Трепа признать Голанские высоты израильской территорией и недавняя история с освобождением двух сирийских заключенных в обмен на тело Захарии Баумеля. Все это они считают свидетельством российско-израильского «союза», направленного против Тегерана.

Такая иранская интерпретация, которую также поддерживает турецкое правительство, играет на руку Израилю. Еврейское государство выглядит как игрок, способный наряду с США влиять на российскую политику на Ближнем Востоке. Однако не факт, что Россию устраивает такая оценка. Особенно в свете участия Москвы в политических процессах в Сирии, где России лучше не ассоциироваться с Израилем.

У России, похоже, есть монополия на управление политическими процессами, но для ее реализации нужна гибкость при взаимодействии с конкурентами. Между тем, похоже, что миллионам перемещенных лиц и сирийских беженцев, а также планам по восстановлению Сирии придется подождать. До установления там стабильного согласованного режима не появится страны-донора, готовой вложить огромные средства в восстановлении государства.