На какую страну нападет Путин: Украину, Грузию, Молдавию? А может, на Белоруссию или Казахстан? (Politico, США)

Имея за плечами опыт работы в КГБ, Владимир Путин знает, как скрывать свои чувства, но в 2013 году, когда бывший президент США Барак Обама назвал его «скучающим на задней парте ребенком», Путин постарался сделать так, чтобы все поняли: он в ярости. И неудивительно, ведь дети, сидящие на задних партах, редко демонстрируют какие-либо амбиции. Между тем с самого первого дня своего 21-летнего правления Путин имел большие, амбициозные планы — для себя и для России.

Поскольку Путин является в гораздо большей степени патриотом Советского Союза, нежели России, одним из его первых приоритетов после вступления в должность президента в 2000 году стало возвращение государственной собственности и контроля над ключевыми политическими и экономическими активами, утраченными в период распада Советского Союза. А именно: он хочет восстановить советскую власть над ключевыми отраслями промышленности, судами, СМИ и национальной политикой. Позже, во время третьего и четвертого президентских сроков он переключился на геополитику: пошли вторжения на территорию Украины и Крыма, альянс с Сирией, а также различные атаки на западные демократии, которые прежде КГБ называло «активными мерами» и которые теперь приобрели форму кибератак.

Сегодня, в день семилетней годовщины «аншлюса» Крыма (ничем не оправданный в крымском контексте, но часто встречающийся в произведениях западных пропагандистов намек на захват Гитлером Австрии в 1938 году — прим. ред.) мы снова наблюдаем многие из тех самых предпосылок, которые повлекли за собой ничем не спровоцированное вторжение России на Украину. Поэтому прогнозирование их траектории и разработка плана действий должны стать одними из ключевых задач администрации Байдена.

Есть как минимум две причины для того, чтобы Путин обдумывал возможность предпринять подобные масштабные и дерзкие шаги сегодня. Первая из этих причин — стратегическая и неизменная: Путин стремится к славе для себя и для путинской России, что в его сознании тесно переплетено. Второй мотив носит тактический характер: Путин приближается к пожизненному президентству (его текущий шестилетний срок заканчивается в 2024 году, когда ему будет 72 года, и, вполне возможно, он переизберется еще на один срок в 2030 году) в стране, где экономика и доходы граждан находятся в состоянии застоя уже более десяти лет и где неутихающая пандемия covid-19 оставила глубочайшие шрамы. Более того, арест доблестно сражающегося за демократию народного лидера Алексея Навального спровоцировал волны акций протеста более чем в 100 российских городах — впервые с момента антипутинских демонстраций зимой 2011-2012 годов.

Те же факторы — глубоко укоренившиеся убеждения и восприятие, мрачные экономические перспективы и необходимость обеспечить выживание путинского режима — сошлись в одной точке в 2012 и 2013 годах. Приняв одно из важнейших судьбоносных решений в своей политической карьере, Путин использовал «возвращение» Крыма в качестве замены экономическому прогрессу и росту доходов россиян, чтобы укрепить свою популярность и, соответственно, легитимность своего режима. Это был дерзкий и блестящий политический маневр. Лев Гудков, директор единственного независимого российского центра по изучению общественного мнения «Левада-центр», назвал новые претензии Путина на легитимность «патриотической мобилизацией». Другой ведущий российский политолог и социолог Игорь Клямкин назвал этот подход «военизированным патриотизмом в мирное время».

И патриотизм в России, увы, сработал. Ежемесячный рейтинг одобрения Путина резко вырос в среднем с 65% в 2012 и 2013 годах до 81%, продержавшись на этом уровне с 2014 по 2018 год. Российские эксперты назвали это «крымским консенсусом» — «эмоциональным подъемом», повлекшим за собой «условное согласие россиян терпеть лишения в обмен на имперское величие».

Людям свойственно повторять те действия, которые приносят им желаемый результат. Политологи называют это «зависимостью от первоначально выбранного пути» («эффект колеи»). Оказавшись сегодня в более затруднительном положении — в политическом и экономическом смыслах, — нежели в 2012-2013 годах, и учитывая постепенное разрушение «крымского консенсуса», Путин вполне может обратиться к тому, что в прошлом прекрасно работало, — к коротким победным войнам.

Рейтинг Путина, которого практически никто не знал, когда в августе 1999 года его назначили премьер-министром, взлетел примерно до 80% за первые несколько месяцев 2000 года после того, как он развязал вторую войну России в Чечне. Самый высокий рейтинг одобрения — 88% в сентябре 2008 года — стал следствием пятидневной войны против Грузии. (В тот момент технически он был премьер-министром, пока Дмитрий Медведев занимал президентское кресло, однако все понимали, кто именно отдает приказы.) «Общественная интерпретация сводилась к следующему: это начало третьей мировой войны, и мы побеждаем, — прокомментировал руководитель одного из отделов независимого „Левада-центра" Алексей Левинсон. — Неважно, что именно мы завоевали. Самое главное — мы ИМ показали!»

Если Путин захочет развязать еще одну короткую победную войну, недостатка в потенциальных мишенях у него не будет. Очевидными кандидатами являются как минимум пять соседних государств. Три из них — Грузия, Молдавия и Украина — являются зонами «замороженного конфликта», который можно легко разморозить с помощью российских военных или их ставленников внутри этих стран или на границах. Еще одна такая страна, Белоруссия, входит в состав «Союзного государства» — вместе с Россией. В пятой потенциальной жертве, в Казахстане, проживает больше этнических русских — 3,5 миллиона, — чем в любой другой бывшей советской республике, за исключением Украины. Причем большая часть этих этнических русских удобно расположилась в шести северных областях, которые граничат с Россией. Как только Талибан возьмет Афганистан под свой контроль и начнет расширять свое влияние в государствах Средней Азии, Путин сможет наконец-то начать «аншлюс» этих областей в качестве «защиты» этнических русских Казахстана.

Однако эти пять потенциальных войн не будут соответствовать претензиям Путина на «грандиозные замыслы» или его добровольно возложенной на себя миссии восстановить величие СССР и отомстить его врагам.

Этим критериям будет отвечать стремительный и победный удар по восточному флангу НАТО, то есть по таким членам альянса, как Эстония, Латвия и Литва. Разве может быть более убедительное воплощение стремления Путина к восстановлению былого величия, более заслуженная кара за крах любимой советской родины, чем подвиг, который был не под силу даже могучему Советскому Союзу? Победа над альянсом, который служит воплощением солидарности демократического Запада и его готовности защищать себя — вот что нужно. Решающий бросок костей, который покажет всему миру, что НАТО — это всего лишь бумажный тигр.

Все ключевые общественные суждения, которые легли в основу «крымского консенсуса», — плоское и узкое определение победы, помощь этническим русским, которых якобы угнетают и подвергают нападкам. Добавьте сюда защиту родины и большое место стран-жертв нападения в национальном сознании россиян — и все эти мотивы органично сольются воедино без каких-либо существенных усилий.

Хотя Путин хвастался тем, что российские военные способны дойти до Риги и Таллинна за два дня, имперская Реконкиста маловероятна. (Так в тексте. На самом деле утверждения о том, что Путин в частном разговоре с польским премьером Дональдом Туском говорил о способности российских войск войти в страны Восточной Европы, — эти утверждения исходили от главы МИД Польши Сикорского и не были подтверждены Туском — прим. ред.) Танкам не нужно будет въезжать в Ригу или Таллин. Вместо этого Россия может провести сжатую «гибридную» операцию в крымском стиле с участием главным образом сил специального назначения и элитных десантных подразделений из Западного военного округа России — три полка спецназа и их десантно-штурмовая дивизия как раз в настоящее время развернуты вблизи границ Эстонии и Латвии. Целями такого трансграничного наступления, скорее всего, станут эстонский уезд Ида-Вирумаа, где 74% населения — этнические русские, крупнейший эстонский город Нарва (русская пятая колонна числом в 83%), латвийская область Латгале (36% этнических русских) и латвийский город Даугавпилс (48%). Как только эти территории «воссоединятся» с «родиной», попытки вернуть их для Запада будут означать войну с Россией.

Генерал Джон Николсон (John Nicholson), бывший командующий силами США и НАТО в Афганистане, посчитал, что альянсу НАТО потребуется примерно 90 дней для того, чтобы мобилизовать и собрать в Прибалтике неядерные силы, которые по своей численности наконец-то превысят численность российского контингента. Тем временем между вторжением в Крым и «референдумом», а затем и «включением» Крыма в состав Российской Федерации — эвфемизм для аннексии — прошло всего три недели.

И Брюссель, и Москва знают, что страны Балтии совершенно беззащитны в краткосрочной перспективе. Россия имеет «абсолютное превосходство» в смысле наступательных вооружений — танки, истребители-штурмовики, ракеты и артиллерия, — о чем эстонская служба внешней разведки сообщила в своем недавнем отчете. После крымской операции альянс НАТО отправил три батальонные «тактические группы» в страны Балтии в качестве подтверждения актуальности Статьи 5 своего устава: атака на одного члена альянса — это атака на всех. Эти тактические группы, отправленные в Прибалтику в рамках программы под названием «Расширенное передовое присутствие», служат своего рода миной-растяжкой, как называют на войне нехитрое устройство, где задевание человеком натянутой нити означает взрыв гранаты.

Однако растяжка сдержит противника только в том случае, если агрессор и вправду верит, что прикосновение к незаметной нити повлечет за собой взрыв. Сейчас есть веские причины полагать, что Путин не верит в то, что растяжка действительно соединена с пороховой бочкой под названием НАТО. Президент Франции публично объявил о «смерти мозга» НАТО и усомнился в способности Америки «активизировать солидарность» в соответствии со Статьей 5, «если на наших границах что-то случится». (Президент Макрон сделал это заявление во время правления Трампа, «смерть мозга» в устах Макрона была намеком на неспособность Трампа управлять НАТО — прим. ред.)

Спустя несколько месяцев на Мюнхенской конференции по безопасности прозвучал доклад под названием «Westlessness?» («беззападность» или «мир без Запада»), в котором говорилось об утрате «общего понимания того, что это значит — быть частью Запада». Впервые за 71 год существования НАТО в этом докладе был поднят вопрос о перспективе распада этого альянса. На вопрос о том, должна ли их страна прийти на помощь «нашему союзнику по НАТО», если Россия «развяжет серьезный военный конфликт» с ней, большинство респондентов в половине стран, где проводился опрос, ответили отрицательно — включая Францию, Испанию, Германию и Италию. В последних трех соотношение отрицательных и положительных ответов составило более 2 к 1.

Разумеется, путинский образ Запада может быть неполным и непостоянным. В долгосрочной перспективе и в по-настоящему важных вопросах демократии руководствуются общественным мнением, которое действительно может менять внешнюю политику — зачастую быстро и радикально. Но восприятие Путина вряд ли изменится. Ведь его подкрепляет неослабевающий поток данных, искаженных таким образом, чтобы угодить боссу. К тому же после 21 года у руля государства воспоминания о прошлых победах, скорее всего, породили в Путине непоколебимую уверенность в собственной гениальности и неизменной удаче — и превратились в доказательства неоспоримой нравственной безупречности его решений.

Также не стоит забывать о главном неотъемлемом преимуществе Путина над демократиями: они хотят прежде всего мира. А ему нужна победа.

Великие замыслы манят, грандиозные мечты очаровывают, место в истории уже ждет. И сейчас, как никогда прежде с момента его прихода в Кремль, Владимир Путин, возможно, жаждет триумфа.