Путин верит в ту Европу, в которую сама Европа уже не верит

Отношения России и стран Запада в очередной раз стали главной темой Петербургского экономического форума. Но можно заметить и отличие от встреч двух прошлых лет: позиция Кремля по этому вопросу сформировалась и меняться больше не будет.

Тон дискуссии задал экс-президент Франции Николя Саркози, который сказал, что санкции всем вредят, а сделать первый шаг навстречу должен более сильный из двух оппонентов, то есть Россия. Тем самым Саркози воскресил атмосферу примерно пятнадцатилетней давности, когда российские власти в обмен на доброе слово в своей адрес были готовы совершать вполне реальные уступки и шаги навстречу.

Но двухтысячный год давно прошел, о чем и напомнил президент России в своих выступлениях на этом форуме. Русскому человеку по-прежнему свойственно уважение к сказанному слову. Но что ему вовсе несвойственно, так это плохая память: если есть оппонент, который раз за разом нарушает свое слово, то больше ему верить нельзя.

Россия была бы готова пойти по пути, предложенному Саркози, будь она уверена, что ее «не кинут», объяснил Путин. Как кидали раньше — с расширением НАТО, с поддержкой терроризма в России, с госпереворотами в соседних республиках и со многим другим. Но теперь — только после вас.

Экономика/политика

Другой важный спор ‑ и форума, и отношений Россия/Запад вообще — о том, что первичнее, экономика или политика. Западные партнеры уверяют, что их желание наказать Россию экономически имеет своей целью заставить Россию выполнять политические правила игры. Но о каких именно правилах идет речь?

Речь идет о таких правилах, которые обязана соблюдать только одна из сторон, а именно — наша. А другая сторона эти правила может и не соблюдать: ни писанные, как с договором по ПРО, ни неписанные, как с расширением НАТО. Но только слово «правило» при таком раскладе перестает быть уместным. Уместно слово «диктат».

Все свежие политические примеры подтверждают это. Итальянский премьер-министр Маттео Ренци в Петербурге признал, что операция в Ливии имела в своей основе ошибочный подход. Признал, что план России (а не США) по Сирии — «мудрый». Признал, что стороной, не выполняющей минские соглашения, являются не ополченцы и тем более не Россия, а Киев.

Обмен мнениями

В общем, концепция «сначала политика, экономика потом» хромает на обе ноги, потому что ни от себя, ни от своих марионеток Запад соблюдения этих политических правил не требует. Предложенная (не в первый раз) президентом России альтернатива состоит в том, что экономические связи (ради общего развития) налаживаются отдельно, а политические споры (с уважением друг к другу) решаются отдельно.

Поэтому во всех своих речах Путин многократно использовал такие слова, как «площадка», «встреча», «обмен мнениями», «обсуждение», «оценка», «соображение». Концепция Кремля состоит в том, что это — диалог равных. И то, что США — «единственная сверхдержава», ничего не меняет.

Но есть серьезные основания сомневаться в том, что западных партнеров (по крайней мере — тех из них, кто принимает решения) интересует общее благо. Скорее их интересует контроль над глобальными экономическими цепочками с целью получения максимальной маржи. Другим же странам достается честь быть партнерами Вашингтона. И об этой, тоже экономической, но только несправедливой, логике Путин тоже сказал.

Европеисты

Возможно, самым интересным и важным для понимания эпизодом диалога на тему Россия/Запад стал вопрос, заданный Путину по поводу его предположительных симпатий к так называемым «евроскептикам», различным политическим силам от Венгрии до Франции. У президента России спросили, с кем ему легче было бы вести дела — с Европой сильной или с Европой слабой.

Вот именно тут и находится ключ. По мнению журналиста (а также по мнению многих европейских политиков) сильным ЕС может быть только в случае своего единства, причем по нынешним правилам, которые в числе прочего предполагают отказ от политического суверенитета в пользу Вашингтона. Что и проявляется в множестве ситуаций, как-то: бессмысленные ближневосточные войны, мигранты, поддержка больного и вороватого правительства в Киеве, конфликт с Россией.

Чуть позже и по другому поводу Маттео Ренци сказал: Путин — больший европеист, чем он сам. И это похоже на правду. В Кремле продолжают верить в такую Европу, в которую сама Европа уже почти и не верит.

Сергей Гуркин