Приглашение к дискуссии
Прекращение российской операции в Сирии стало неожиданностью для многих экспертов и политиков как в самой России, так и за рубежом. Кремль добился основных военных и политических целей в сирийском конфликте, причем с минимальными затратами. Но почему он не остался в стране и не стал дальше капитализировать свои преимущества? Есть несколько версий, объясняющих поспешность российских действий.
Военная победа
На первый взгляд, сирийскую операцию сложно назвать победой. Да, технически она была проведена блестяще. Да, на нее было потрачено не так уж много средств. Российский президент говорит о 33 млрд руб., в РБК называют цифру в 38 млрд, а Запад говорил о 4 млн долл. в день, т.е. порядка 660 млн долл. за 5,5 месяцев операции. Однако даже если взять самый негативный подсчет, то это лишь чуть более 1% годового бюджета Министерства обороны. А если сравнить эти затраты со стоимостью американской операции «Непоколебимая решимость» в Сирии, то выяснится, что один день российской операции, предполагающей десятки боевых вылетов, стоит дешевле, чем два американских вылета. Однако по сути ни одна из трех официальных военных целей операции не была полностью достигнута.
Ни одна из трех официальных военных целей операции не была полностью достигнута.
Кремль вводил войска в Сирию для борьбы с «Исламским государством» (ИГ) и нанес серьезный ущерб нефтяному бизнесу этой группировки. Однако он уходит оттуда до ее ликвидации. Более того, на Западе пишут, что ИГ не только не было целью большинства воздушных атак ВКС России, но дажевыиграло от авиаударов по сирийской оппозиции. Российский президент заявлял, что цель операции — ликвидация добровольцев в рядах ИГ выходцев из России и постсоветского пространства. Но и эта цель не была достигнута. В начале операции В. Путин утверждал, что на стороне ИГ, по разным оценкам, уже воюют 5–7 тыс. выходцев из России и других стран СНГ. В конце операции министр обороны РФ Сергей Шойгу заявил о ликвидации в Сирии лишь 2000 бандитов-выходцев из России. Наконец, президент четко дал понять, что операция будет ограничена по времени и будет продолжаться до завершения наступления сирийских войск. Россия же выводит самолеты в тот самый момент, когда армия Башара Асада наступает на Пальмиру и Эль-Карьятейн.
Можно ли после всего этого считать операцию российских ВКС в Сирии успешной? Однозначно да. Ведь реальные военные цели операции несколько отличались от тех, которые декларировал В. Путин. Речь шла о том, чтобы стабилизировать режим Б. Асада, консолидировать элиты на фоне военных побед, отбросить джихадистские группировки от срединной части Сирии (хартленда) и расширить подконтрольную властям территорию. Все эти цели были достигнуты, что и позволило начать эффективный переговорный процесс между Б. Асадом и частью оппозиционных сил. Да, эффективность женевских переговоров вызывает большие вопросы, однако основную ставку Москва и Дамаск делают на сепаратный диалог с боевиками на местах.
Цели выполнены
Что касается политической части задач, то и они были выполнены полностью. И дело здесь не только и не столько в спасении режима Б. Асада и сохранении сирийской государственности. Кампания в Сирии позволила Кремлю усилить свои позиции как в региональном, так и в глобальном плане.
Во-первых, Россия отвлекла внимание международного сообщества от Украины. Формально украинский конфликт не должен был нанести репутационный ущерб Кремлю — В. Путин заключил Минские соглашения, четко их выполнял и демонстрировал в отношении Киева удивительное миролюбие. Некоторые даже считали, что после начала энергетической и продуктовой блокады Крыма, противоправных действий украинских националистов против российских грузовиков и атаки на российское посольство Кремль должен был занять куда более жесткую позицию, причем как в экономическом, так и в военно-дипломатическом плане. Но, несмотря на проявленное Москвой миролюбие, Запад смог выстроить и поддерживать медийную картинку, в рамках которой вся вина за неудачи в Минском процессе ложится на плохую по определению Россию. Переключив внимание западной общественности на сирийский конфликт, в котором Москва уже была по определению хорошей (ведь она боролась с абсолютным злом в лице ИГ), В. Путину удалось частично разрушить навязываемый западными СМИ образ России.
Реальные военные цели операции несколько отличались от тех, которые декларировал В. Путин.
Во-вторых, Москва смогла не только доказать свои лидерские возможности, но и четко продемонстрировать разницу между российским и американским подходами к сложным международным вопросам. Ни для кого не секрет, что у США не было четкой политики в сирийском конфликте (как минимум после заключения ядерной сделки с Тегераном, когда задача инициирования «войны на периферии» с Ираном отошла на второй план). В итоге Вашингтон фактически отдал Сирию на откуп своим региональным союзникам в лице КСА и Турции, чьи взгляды на сирийский вопрос не соответствовали американским национальным интересам. Неудивительно, что в результате такой франшизы позиции Соединенных Штатов на Ближнем Востоке пошатнулись, как и вера союзников в американское лидерство. Даже редакции либеральных американских СМИ, обычно поддерживающие действия Белого дома, критиковали президента за его пассивность в сирийском вопросе. Москва же, начав свою операцию, четко показала не только решимость бороться с международным терроризмом (В. Путин занял, по словам одного из авторов журнала «Der Spiegel», то место, которое Запад испугался занять), но испособность делать это в соответствии с национальными интересами, а не «оптимистичными мечтами о лучшем мире, основанном на глобальном согласии и отсутствии конфликтов». И это, безусловно, делает Москву более предсказуемым партнером — для получения ее помощи другим государствам надо лишь действовать в рамках российских национальных интересов. Они, в отличие от американских, вполне умеренные и не предполагают полного подчинения Кремлю страны-реципиента помощи, не говоря уже о ее перестройке под российские лекала через «демократизацию» и «либерализацию». Это особенно актуально для стран Ближнего Востока, которые ищут новых покровителей в рамках усиливающегося конфликта с Ираном. Вашингтон, заключивший сделку с Тегераном в обход интересов своих союзников и продемонстрировавший готовность сдавать лояльных ему лидеров, надежным партнером больше не считается.
В соответствии с интересами
Однако остается один вопрос: почему формально российская операция была прекращена именно сейчас? Почему нельзя было подождать несколько недель и приостановить операцию после громкой победы, например, после взятия Пальмиры? Есть несколько версий, которые могут объяснить российскую поспешность (помимо очевидного предположения, что операция просто приостановлена из-за погодных условий).
Первая версия связана с турецким фактором. В Кремле могут ожидать турецкого вторжения в Сирийский Курдистан. И дело даже не в очередном теракте в Анкаре с десятками погибших,ответственность за который взяла на себя курдская группировка, а в провозглашении сирийскими курдами автономии своей территории (это было сделано уже после заявления В. Путина о прекращении операции, хотя о решении курдов было известно заранее). По мнению некоторых экспертов, это заявление рассматривается в Турции как прямая угроза ее безопасности и территориальной целостности. В Анкаре опасаются, что создание курдских автономий на турецкой границе станет серьезнейшим стимулом для турецких курдов бороться за собственную автономию и даже независимость. Да, США выступают против турецкого вторжения и всячески защищают сирийских курдов. Но поскольку Вашингтон откровенно взял курс на создание независимого Курдистана, турки могут почувствовать себя загнанными в угол и ввести войска (особенно после того, как Россия уйдет из Сирии).
Кампания в Сирии позволила Кремлю усилить свои позиции как в региональном, так и в глобальном плане.
Позиция Москвы в этом вопросе представляется крайне циничной и правильной. Разумеется, Кремль хотел бы поступить в соответствии с намеком В. Путина и нанести удар по турецкому экспедиционному корпусу. Однако он предпочел дать возможность Анкаре попасть в сирийский капкан, из которого она выйдет как минимум с военным поражением и серьезным конфликтом с США, а как максимум — с новым президентом и новой властью. И уже с этой новой властью России можно будет восстанавливать отношения.
Москва смогла не только доказать свои лидерские возможности, но и четко продемонстрировать разницу между российским и американским подходами к сложным международным вопросам.
Второй версией может служить российско-американская сделка, предполагающая обмен уступок России по Сирии на уступки США по Украине. Разговоры об этой сделке шли достаточно давно, и не исключено, что в последние недели она была финализирована. В таком случае тайминг понятен — Вашингтону было выгодно, чтобы Москва объявила о прекращении операции именно в ходе очередного раунда женевских переговоров. Это позволило бы надавить на сирийское руководство и сделать его более покладистым в дискуссиях с оппозицией, например по вопросу федерализации — цели женевских переговоров, против которой выступает официальный Дамаск. Режим Б. Асада считает возможную федерализацию Сирии движением к развалу страны, поскольку элементы государственности, которыми будут наделены составные части федерации, могут быть активированы в любой кризисный момент. Проблема лишь в том, что и Москва, и Вашингтон прекрасно понимают, что федерализация — единственный вариант компромиссного решения сирийской гражданской войны (как с точки зрения интересов сирийских групп, так и с точки зрения интересов внешних акторов, которые через эти группы будут иметь влияние на Сирию) и единственный вариант сохранения территориальной целостности страны.
контингент. Поэтому сирийские войска не могут вести полноценные боевые действия, что снижает темпы операции и втягивает Москву в долгосрочный военный конфликт. Более того, Иран, интересы которого в Сирии сейчас и защищает Россия, в последнее время вел себя не по-партнерски — начиная с заключениямногомиллиардных контрактов с западными фирмами без учета российских интересов и заканчивая нежеланием помогать Москве в вопросе повышения цен на нефть. В этой ситуации продолжать нести в операции не только военные, но и имиджевые издержки (Москву считали частью шиитского блока в его противостоянии с суннитским) было неразумно.
Это, безусловно, не означает, что Кремль выбрал суннитский блок — сдал Иран и встал на сторону КСА. Кремль выбрал сторону России. Он лишь демонстрирует иранским партнерам свою гибкость и готовность сотрудничать с теми странами, которые уважают российские интересы и платят за российскую работу.
России удалось минимизировать свое участие в сирийской операции, однако это не означает ее фактическое прекращение. Сирийские войска при поддержке российской авиации продолжают наступать на позиции ИГ и, скорее всего, в течение ближайших недель все-таки займут Пальмиру. Сирийский экспресс (поставки российского оружия Башару Асаду) тоже продолжает работать, как и переговорный процесс на базе Хмеймим (напрямую с местными полевыми командирами и шейхами), спонсируемый Москвой. Президенту Б. Асаду в свете публичного заявления В. Путина о завершении операции придется проявить большую гибкость на этих переговорах. Кроме того, можно ожидать большей активизации Ирана и Хезболлы на сирийском театре боевых действий — Тегерану придется теперь более активно защищать свои национальные интересы. Таким образом, Кремль продолжает побеждать в Сирии, но с куда меньшими тратами и большими политическими возможностями, чем ранее.