Завершение российской операции в Сирии 15 марта вызвало крайне неоднозначную реакцию во всем мире. Наш сайт публикует мнения ведущих экспертов, собранные ТАСС.
Первоначальный шок сменился вопросами на тему, что этим хотел сказать Путин? Затем наступила очередь анализа итогов российской операции. Практически все эксперты согласны с тем, что с военной точки зрения операция была проведена блестяще.
По словам министра обороны России Сергея Шойгу, за пять с половиной месяцев российские войска совершили более 9000 боевых вылетов, и за все это время у ВКС не было ни одного технического падения самолета (что, по мнению специалистов, не просто хороший, а великолепный результат).
Не менее важны и политические итоги операции, которые, собственно, и определили момент выхода России из военной фазы сирийского конфликта.
Казалось бы, военная операция нашей страны в Сирии пока еще не достигла окончательных целей. Всемирное и абсолютное зло — террористическая группировка «Исламское государство» (организация запрещена в России) понесла серьезные потери, но не прекратила сопротивление. Российские авиаудары лишь нанесли урон инфраструктуре ИГ (запрещенной в России террористической группировке Исламское Государство), лишили ряда нефтяных доходов от торговли с Турцией (по словам министра обороны РФ, уничтожили свыше 209 объектов нефтедобычи и переработки, а также более 2000 средств доставки нефтепродуктов) и позволили сирийской армии освободить значительную, но не критически важную часть территории, оккупированной террористами.
Кроме того, не удалось уничтожить даже большую часть выходцев из России и постсоветских республик, которые сейчас стажируются в рядах ИГ и захотят через какое-то время вернуться домой для организации в Таджикистане, Узбекистане, Киргизии, а также мусульманских регионах России местных отделений Халифата. Сергей Шойгу отчитался о двух тысячах убитых боевиков российского происхождения, тогда как в начале операции Кремль говорил, что их там раза в три больше.
Наконец, Москва на первый взгляд не исполнила своего обещания поддерживать наступление сирийской армии до его окончания (победоносного или нет — неважно). Владимир Путин заявил о выводе большей части войск в то время, когда армия Сирииготовилась к серьезнейшему наступлению на оккупированную ИГ Пальмиру, после которой планирует развернуть наступление на сирийскую столицу «Исламского государства» Ракку.
В то же время, как подчеркивает обозреватель журнала «Экспер»» Геворг Мирзаян, Россия и не ставила задачу полной и окончательной ликвидации ИГ, равно как и поголовно всех добровольцев из постсоветских государств в его рядах. Первоочередными военными задачами российской операции были спасение и стабилизация режима действующего президента САР Башара Асада, а затем принуждение вменяемой части сирийской оппозиции начать с ним диалог о выводе страны из состояния гражданской войны. На момент ввода войск диалог был невозможен: кто будет разговаривать с-де-факто покойником?
Напомним, что тогда террористы уже вторглись в родную провинцию президента Латакию, а Дамаск находился в осаде. Однако за пять с половиной месяцев операции российских ВКС позиции Асада серьезно усилились. Благодаря поддержке российских ВКС сирийская армия начала побеждать и освобождать города, а все силы внутри страны (в том числе колеблющиеся сторонники президента) увидели, что слухи о скором падении режима Асада несколько преувеличены.
И раз теперь его падение невозможно, то с ним надо договариваться — чем и занялась при посредничестве и гарантиях русских патриотическая часть сирийской оппозиции, а также некоторые внешние спонсоры сирийской гражданской войны. И теперь, на момент вывода основной части российского контингента, армия Сирии перевооружена российским оружием, пополнена новыми бойцами (в том числе представителями бывшей оппозиции) и готова выполнять задачи как минимум по удержанию нынешних территорий. А учитывая, что оставшиеся российские самолеты продолжают поддерживать с воздуха наступающие части сирийской армии (против той же Пальмиры), она может и освобождать оккупированные ИГ территории. В случае же, если сирийская армия вдруг потерпит поражение и начнет откатываться назад, российские ВКС всегда могут вернуться и поддержать коллег дружественным бомбометанием.
И цель эта была достигнута сравнительно небольшими средствами. Российский президент уверяет, что операция стоила 33 млрд руб (около 400 млн дол), некоторые российские издания пишут о 38 млрд руб (480 млн дол), а западные СМИ, позицию которых ретранслируют представители российской псевдолиберальной оппозиции, говорят о 4 млн дол в день (то есть порядка 660 млн дол за пять с половиной месяцев операции).
Однако даже если взять последний, самый негативный подсчет, то речь пойдет лишь об 1% годового бюджета Минобороны, который вполне отобьется за счет готовности российских войск (ведь нет лучше учений, чем боевые действия), а также оружейных контрактов на покупку иностранными государствами прекрасно зарекомендовавшей себя в Сирии российской военной техники, подчеркивает Геворг Мирзаян.
А если еще сравнить эти траты со стоимостью американской операции «Непоколебимая решимость» против ИГ в Ираке, то выяснится, что один день российской операции, предполагающей десятки боевых вылетов, стоит дешевле, чем два американских вылета.
Как полагает Геворг Мирзаян, военные цели операции, связанные с самой Сирией, были лишь вторичными. Основная цель российской операции имела политический характер и не касались напрямую Сирии или ее судьбы. Россия пришла в Сирию за статусом мировой великой державы — и получила его.
Ранее Москва вела себя в соответствии со словами президента Обамы — как держава региональная. Кремль проявлял активность на постсоветском пространстве, не реализовывая никаких значимых проектов на международной арене. Сирийский тест должен был показать способность Москвы не просто реализовывать эти проекты, а легитимно и решительно разрешать важнейшие кризисы существующей системы международных отношений.
И тест был пройден на отлично. Россия совершенно правильно вела себя с самого начала операции, когда вошла в Сирию не в одностороннем порядке всем вопреки, а после консультаций и достижения компромисса с теми, кто хотел этот компромисс заключать, в частности, с США, Евросоюзом и Израилем. И закончила тоже на мажорной ноте — через спонсирование политических переговоров в Женеве и на базе Хмеймим.
Москва успешно реализовывала свою стратегию и, главное, не перегибала палку. В частности, не стала публично демонстрировать беспомощность США в сирийском вопросе, вместо этого подав американцам руку и вместе с ними проспонсировав женевский мирный процесс.
По итогам операции Кремль не только продемонстрировал свою решимость, но и четко акцентировал разницу между российским и американскими подходами при решении сложных международных проблем, подчеркивает Геворг Мирзаян. В отличие от США, которые отметились неэффективностью принимаемых решений и чрезмерной идеологизацией внешней политики, Кремль действовал исключительно в рамках своих национальных интересах. Что, безусловно, делает Москву более предсказуемым партнером — для партнерства с ней необходимо лишь учитывать российские интересы. А они, в отличие от американских, вполне умеренные и не предполагают полного подчинения Кремлю страны — реципиента помощи, не говоря уже о перестройке под российские лекала через «демократизацию» и «либерализацию».
С учетом всего вышесказанного у серьезных экспертов возникает лишь один вопрос: почему основную группировку ВКС Россия вывела именно сегодня? Да, полуофициальная версия кажется вполне логичной: в Сирии режим перемирия, и столько авиации для регулярной бомбежки тех позиций ИГ, на которые наступает армия, просто не нужно.
К тому же в Сирии начался сезон песчаных бурь, во время которых летать затруднительно. Но, во-первых, в разговоре с корреспондентом журнала «Эксперт» сирийский боевой летчик заявил, что летать и бомбить можно (если бури не слишком сильные, как в прошлом году), а во-вторых, почему нельзя было вывести ненужную авиацию через несколько недель, на фоне громкого успеха в виде взятия Пальмиры и возможной реальной приостановки боевых действий сирийской армией?
Оперативность вывода основной российской группировки может объясняться двумя факторами. Первый фактор — турецко- курдский. Уже через несколько дней после вывода основной группировки российских войск (естественно, в Кремле это знали заранее) сирийские курды заявили об автономии трех курдских кантонов (с центрами в Джазире, Африне и Кобани) и их объединении в общий регион, который будет называться Роджава-Северная Сирия (слово «роджава» с курдского переводится как «запад» и означает западную часть курдских земель, или Сирийский Курдистан). То есть пошли на шаг, абсолютно неприемлемый для Турции.
«Заявление курдов — это удар по больному месту Реджепа Эрдогана. Для него создание курдских автономий на границе с Турцией — большая опасность, поскольку „автономией“ могут заразиться и турецкие курды. Анкара уже показала, что готова бороться со всеми этими автономиями любыми методами: подавлением иракских курдов и давлением на них через мягкую силу, открытием огня по сирийским курдам», — полагает директор Центра востоковедных исследований, международных отношений и публичной дипломатии Владимир Аватков.
Поскольку именно эти методы не помогли, турецкий президент оказался перед выбором: либо вводить войска в Сирийский Курдистан и ликвидировать его автономию, либо смириться. Не исключено, что Эрдоган выберет первый вариант, и Кремль просто не захотел стоять у него на пути. И не потому, что Путин боится мстить за сбитый турками Су-24 и обнулять турецкий экспедиционный корпус, начиная тем самым военный конфликт Турцией. Просто Москва не хочет мешать Реджепу Эрдогану совершить критическую ошибку.
Во-первых, ни для кого не секрет, что США категорически против турецкой военной операции, поскольку делают ставку на турецких курдов в частности и, по некоторым данным, на создание Большого Курдистана в целом. Поэтому ввод турецких войск в пику Вашингтону серьезно обострит американо- турецкие отношения, еще больше загнав Эрдогана в международную изоляцию.
Во-вторых интервенция в Сирию станет военной катастрофой для нынешнего турецкого режима, вплоть до военного столкновения с сирийской армией и, возможно, иранской. Турецким солдатам придется покидать Сирию с позором, и этот вывод войск вполне может повлечь за собой смену режима в Анкаре. Что и нужно России для нормализации российско-турецких отношений.
Второй фактор — женевские переговоры, аккурат перед которыми Россия сделал политическое заявление о выводе войск. Это заявление должно оказывать серьезное давление на партнеров России по переговорному процессу — Иран и Сирию.
Но зачем Росси давить на партнеров? Объяснений несколько. Во-первых, речь может идти о банальной демонстративной уступке. Оппозиция говорила, что для прогресса в Женеве нужно прекращение работы российской авиации — пожалуйста, авиация возвращается домой. Не будет прогресса — пожалуйста, авиация в нужное время возвращается из дома и продолжает свою работу (собственно, российские власти и не отрицают вероятности возврата самолетов). Но пусть кто-нибудь после этого попробует сказать, что Путин не является миротворцем и не делает все возможное для продвижения переговоров в Сирии.
Во-вторых, причиной может быть сделка. Либо российско- саудовская (уступки по Сирии в обмен на повышение цен на нефть), либо российско-американская по обмену российских уступок по Сирии на американские уступки по Украине. Принуждение Дамаска и Тегерана снизить свои требования к оппозиции — возможно, это и есть российская уступка, столь нужная США для демонстрации своего лидерства перед Турцией и Саудовской Аравией, обвиняющих Обаму в пассивности в сирийском вопросе для затягивания сирийской гражданской войны.
Наконец, речь может идти о желании самой России преподать урок союзникам (что, конечно, не отрицает возможности «продажи» нужного Москве вывода войск американцам и саудовцам). В последнее время Дамаск и Тегеран вели себя не очень хорошо. Так, Башар Асад очень прохладно относился к идее федерализации, положенной в основу всего переговорного процесса.
«Сирийский режим воспринимает гипотетическую федерализацию Сирии как прямой путь к ее развалу: ведь федерализм предполагает наделение составных частей страны обязательными элементами собственной государственности, а они, как известно, могут быть активированы в любой кризисный момент. И в этом плане готовность официального сирийского руководства, вдохновляемого призрачными надеждами на сохранение государственной целостности, делиться властью со своими принципиальными конкурентами вызывает большие сомнения», — сообщил арабист Леонид Исаев.
Отчасти Дамаск можно понять: перед глазами у всех пример Ирака, который федерализация довела до состояния полураспада, — однако эксперты признают, что после гражданской войны Сирия уже не сможет существовать как унитарное государство.
Иранцы ведут себя более демонстративно. В частности, по мнению некоторых экспертов, не исполняют взятые на себя перед операцией обязательства по ведению боевых действий на земле. И поскольку войск в достаточном количестве нет, сирийские войска не могут вести полноценные боевые действия, и Москва вынуждена втягиваться в долгосрочный военный конфликт. И действия в нем она оплачивает сама — ведь, и это во-вторых, Иран действия российских ВКС не финансирует. А должен бы, поскольку победа России в Сирии нужна Ирану куда больше, чем самой России. На кону стоит сохранение иранского влияния на всем Леванте и выживание «Хезболлы».
При этом — и это в-третьих — Иран даже не готов компенсировать России затраты после войны. Иранцы заключает контракты на десятки миллиардов долларов с европейскими, а не с российским компаниями. Россиянам же даже деньги за С-300ПМУ-2 выплатить пока не могут. И даже отказываются подписаться под столь важным для Москвы общим соглашением стран — экспортеров нефти о замораживании уровня добычи. Зачем же России в этой ситуации продолжать свое широкое участие в сирийском вооруженном конфликте?
Поэтому в Кремле, судя по всему, решили немного отрезвить Тегеран. «Теперь Иран, который сократил свое присутствие в Сирии до 700 человек, поймет, что русские за него каштаны из огня бесконечно таскать не будут. Пусть пойдет и поработает. Мы не подряжались за всех устанавливать справедливость на планете», — подчеркнул президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский.
Ну, а заодно Москва доказала всем арабским странам, что Путин не выбрал сторону шиитского мира в конфликте с суннитским. Это, безусловно, не значит, что Кремль выбрал суннитский — сдал Иран и встал на сторону КСА. Путин выбрал сторону России и лишь демонстрирует иранским партнерам свою гибкость и готовность сотрудничать с теми странами, которые уважают российские интересы и платят за российскую работу, заключает Геворг Мирзаян.