Анализировать Россию всегда было непросто

Понять Россию всегда было непростой задачей. Недавно Чатем Хаус (Королевский институт международных отношений), британский аналитический центр в области международных отношений, опубликовал доклад об отношениях с Россией, созданный при участии двух бывших послов Великобритании в Москве, которые описывают Россию почти исключительно в негативных тонах. Этот доклад вполне соответствует точке зрения вашингтонских стратегов новой холодной войны, а также польских и балтийских лидеров, рассматривающих Россию с позиций конфронтации и «политики сдерживания».

По другую сторону жаркого спора звучат голоса так называемых Putinversteher (понимающих Путина), как в Германии называют тех, кто стремится объяснить действия России, вместо того, чтобы просто присоединиться к общепринятому осуждению действий российского лидера. Среди них бывший посол Великобритании в Москве Тони Брентон, Ричард Саква из университета Кента и независимый журналист, обозреватель «The Independent» Мэри Дежевски.

Обратный отсчет войны

В своем встревоженном (чтобы не сказать, паникерском) эссе под названием «Обратный отсчет войны: надвигающийся американо-российский конфликт» гарвардский геополитический гуру Грэм Эллисон, пишущий в сотрудничестве с политологом Дмитрием Саймсом, проводит параллели между нынешней ситуацией и преддверием первой мировой войны 1914 года. Тогда, так же, как и сегодня, великие державы ошиблись в оценке намерений друг друга.

Эллисон и Саймс утверждают, что экономическое ослабление России, усугубляемое падением цен на нефть и девальвацией рубля, компенсируется активизацией военной силы, которая проявляется в отправке солдат и военной техники для дестабилизации обстановки на востоке Украины, провокационном патрулировании воздушного пространства над европейскими странами, превращением грузинского региона Абхазии в военную и ракетную базу. Сюда авторы относят также угрозы размещения ракет «Искандер», нацеленных непосредственно на Швецию и Финляндию, в Калининграде.

До 1939 года идея о том, что западные демократии могут направить своих солдат умирать за чужие интересы, воспринималась как неправдоподобная. Эллисон и Саймс утверждают, что сегодня вероятность того, что слабые и деморализованные вооруженные силы Европы могут отправиться «умирать за Киев» или сложить свои головы за Латвию, выглядит также крайне незначительной.

Можно возразить, что европейские страны связаны обязательствами по статье 5 Устава НАТО, предписывающей всем странам-участницам альянса оказание военной помощи той стране НАТО, которая подверглась агрессии. США направляют некоторое количество тяжелых вооружений в страны Балтии, а ограниченный контингент британских военнослужащих проводит учения в Польше, однако недавний опрос вашингтонского центра исследований «Pew Research» показал, что 49 процентов респондентов в европейских странах считают, что их страна не должна ввязываться в войну, чтобы защитить союзника.

Таким образом, в арсенале Запада остаются лишь экономические санкции, которые раздражают, но не оказывают сдерживающего эффекта. Как недавно выяснили журналисты «Financial Times», Россия адаптировалась к санкциям. Никому и в голову не придет выслать Романа Абрамовича или Евгения Лебедева из Лондона. С другой стороны, частные школы Британии без российских учеников, вполне вероятно, ожидает крах. Около 30 процентов доходов адвокатов лондонского Сити приходится на обслуживание русских клиентов, стремящихся спрятать свои деньги или вынужденных оформлять развод в «Лодндонграде».

Мировоззрение

Что же делать в условиях такого малодушия? Первым делом необходимо постичь российскую ментальность. Как Россия видит мир? В двух своих необычайно откровенных эссе декан Школы мировой экономики и международных отношений в Москве Сергей Караганов пишет об особенностях российского восприятия внешнего мира, используя аналогии и метафоры, которые не имеют эквивалента на Западе и, вследствие этого, не вызывают никакого отклика.

Так, например, Караганов утверждает, что «большинство представителей российской элиты полностью утратили веру в западную политику, и, похоже, готовы использовать силу, чтобы заставить «партнеров» уважать Россию». Это означает отказ от фундаментальных принципов длительного мирного периода после 1945 года, категорически отвергающих возможность применение какой-либо страной силы в качестве средства принуждения другой страны к уважению.

Однако, далеко не факт, что люди, формирующие общественное мнение в странах Западной Европы, осознают истинное значение этой перемены. Так, берлинский внешнеполитический аналитик Михаэль Штюрмр утверждает:

«Следует более активно использовать форматы и институты, доказавшие свою эффективность в преодолении сложнейших проблем холодной войны, такие как Хельсинкский процесс или Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе. Демонстрация военной силы должна быть сведена к символическому минимуму. Политическое «пускание пыли в глаза» необходимо прекратить, по крайней мере, на время острой фазы противостояния. Самообладание, сдержанность и забота о собственной репутации должны снова занять свое место в дипломатическом инструментарии.

Подобное мог бы сказать любой из нас. Разумеется, одним из способов снижения напряженности является улучшение дипломатических и политических отношений. Однако, российской дипломатии вне стен Кремля, похоже, больше не существует.

В отличие от Европы и Северной Америки, где внешняя политика является предметом оживленного и нередко жесткого спора, где внешнее вмешательство регулярно критикуется, как, например, интервенция Буша и Блэра в Ирак или безрассудное вторжение Саркози и Кэмерона в Ливию, в России, похоже, среди официальных внешнеполитических аналитиков нет никого, кто посмел бы высказывать критические взгляды на какие-либо решения Путина.

Золотой век

МакШейн вспоминает: «Когда я был персоной № 2 в министерстве иностранных дел Великобритании, я официально отвечал за отношения «Foreign Office» с Россией. Довольно быстро мне стало ясно, что несмотря на оказание достойного приема, у Москвы отсутствует механизм взаимодействия на уровне министерств. Единственным британским политиком, мнению которого придавалось значение, был премьер-министр». Это низведение дипломатических связей до персональных контактов между Путиным и другими президентами и премьер-министрами, при котором не оставалось места для контактов на среднем уровне, способных давать результаты, превратило российскую внешнюю политику в «театр одного актера», мало чем отличающийся от эпохи Сталина.

Большинство депутатов Думы и Федерального Собрания не являются политиками в том смысле, который придают этому понятию в Вестминстере или Вашингтоне, то есть мужчинами или женщинами, участвующими в выборах на различных уровнях власти и посвящающими свою жизнь общению и убеждению электората, прислушивающимися к мнению граждан. Российские парламентарии либо покупают свои места, либо становятся законодателями по воле властей или олигархов.

По мнению Караганова, эту ситуацию можно объяснить тем фактом, что Россия «склоняется к старым европейским стандартам – приоритету суверенитета, запрещенного до недавних пор христианства и патриотизма, в то время как остальная Европа проповедует пост-европейские ценности».

Караганов не скрывает своего цинизма в отношении соотечественников. Они «получили то, чего хотели, когда мечтали «жить как в Европе», включая личные свободы, полные магазины, чистые общественные туалеты и даже автомобили у большинства семей. И их на данный момент не слишком волнуют верховенство закона или реальная демократия».

Караганов предпочитает более отдаленное прошлое. По его мнению, «самая блестящая эпоха в европейской истории» началась 200 лет назад, когда «мощь России, идеализм и мудрость Александра I, а также дипломатический гений Меттерниха и Талейрана помогли европейским народам сформировать «Концерт великих держав» (система международных отношений в Европе XIX века), обеспечивший почти абсолютный мир на континенте на несколько десятилетий и относительно мирные условия почти на целое столетие. Главным достижением Венского конгресса стал послевоенный порядок, который был относительно справедливым и характеризовался полным отсутствием какого-либо унижения побежденной Франции».

Подобное мнение вряд ли было бы разделено где-либо в Европе: превознесение восстановления власти Бурбонов и сохранения репрессивных автократических империй, отрицавших все либеральные реформы и считавших Просвещение уклонением от правильного пути или заблуждением. Эта политика привела к восстаниям, переросшим в революции 1830, 1848 и 1870 годов, а также отказу в правах ирландскому, польскому и другим репрессированным народам. Однако, пишет МакШейн, важно понять, что современная Россия на самом деле воспринимает жесткое европейское устройство после 1815 года как модель для подражания.

Варианты выбора

Итак, что же можно сделать в подобной ситуации? Будущее взаимоотношений между Европейским Союзом и Россией обсуждались во время недавнего конгресса Партии европейских социалистов в Будапеште. Хотя представители России и не принимали участия в конгрессе, главными докладчиками были немцы, относящиеся к категории «пытающихся понять Путина». Вот некоторые предположения, высказанные ими:

1) общий мир должен быть основан на возобновлении торговли, снятии санкций и принятии основных положений концепции мирового порядка по Караганову

2) замедление экономического роста, разрушение окружающей среды и нарастание влияния Исламского Государства вынуждают Россию и Европу искать пути к формированию общей политики;

3) продолжение нынешней конфронтации между ЕС и Россией может привести к дальнейшему разрастанию конфликта со странами, граничащими с Россией и Евросоюзом, и стать причиной формирования постоянной зоны нестабильности;

4) возможно развитие по сценарию «разделенного мира», где соседи не контактируют и не сотрудничают между собой. В этом случае конфликт между Россией и ЕС будет заморожен и Европа лишится шансов стать мировым игроком.

Большинство выступающих склонялись к комбинации первого и второго варианта развития событий. Никто не зашел столь далеко как Эллисон и Саймс с их сценарием большой войны. Однако, учитывая евро-атлантические политические реалии и экономическую взаимозависимость в условиях глобализации, невозможно вывести США за рамки этого уравнения, особенно на фоне нежелания Америки всерьез воспринимать оборону, оставив обеспечение безопасности на плечах НАТО.

Хотя «понимающие Путина» есть во всех странах Европы, похоже, что в самой России нет ни одного «понимающего Европу». Напротив, как считает Караганов, послевоенная эпоха, основанная на общих американо-европейских ценностях либеральной демократии и свободного рынка, подошла к концу. В качестве замены он видит некий «Форум евразийского сотрудничества», развития и безопасности», что-то вроде нового Венского Конгресса. Этот орган должен состоять из стран, которые он характеризует как «нелиберальные демократии лидерского типа».

Возможно, Караганов в этом прав, но его видение мира, скроенного по мерке новых Меттернихов и Тайлеранов, все же откровенно удручает. Один датский социалист во время конгресса Партии европейских социалистов спрашивал меня, нужен ли нам новый Вилли Брандт для того, чтобы достичь снижения напряженности в отношениях с Россией. Он имел в виду политику разрядки напряженности, одним из столпов которой был этот выдающийся германский социал-демократ, и которая привела к достижению значительного прогресса после подавления Советским Союзом «Пражской весны» 1968 года. На самом деле, в сегодняшней Германии (как, впрочем, и во всей Западной Европе) нет никакого недостатка в людях, стремящихся к улучшению отношений с Россией.

Заканчивая свои размышления, Денис МакШейн приходит к выводу: «Это не Западу не хватает Брандтов, а России не хватает нового Брежнева, который, несмотря на всю свою грубость, пошел на переговоры с Европой и США и заложил основы мирных перемен».

Денис МакШейн — депутат европейского парламента от лейбористской партии, бывший министр по вопросам Европы в Великобритании.