The Atlantic: ФБР не могло поверить в то, что Трамп говорил о Путине

До того, как президент Дональд Трамп отправил в отставку директора ФБР Джеймса Коми (James Comey) контрразведчики из бюро, расследовавшие обстоятельства российского вмешательства в выборы, наряду с этим собирали доказательства того, что российский президент Владимир Путин мог скомпрометировать Трампа.

Бывший заместитель директора ФБР Эндрю Маккейб (Andrew McCabe), который курировал это расследование, в конце прошлой недели дал мне интервью, рассказав о том, что опасения в отношении Трампа накапливались «довольно долго». Он выразил уверенность в том, что если бы ФБР завело дело против президента, это было бы обоснованное решение.

«Мы чувствовали, что у нас в руках имеются достоверные, конкретные и поддающиеся описанию факты, указывающие на то, что угроза национальной безопасности существует», — сказал мне Маккейб. Такие ощущения у руководства ФБР возникли еще до того, как Трамп уволил Коми. Это положило начало целой цепи событий, которые, как сказал Маккейб, «перевернули мир с ног на голову». Маккейб тогда вел записи о «важнейших» беседах того хаотичного периода — с президентом, с заместителем генерального прокурора Родом Розенстайном (Rod Rosenstein) и с другими официальными лицами. Теперь эти записи оказались в руках специального прокурора Роберта Мюллера.

Маккейб в новой книге The Threat: How the FBI Protects America in the Age of Terror and Trump («Угроза. Как ФБР защищает Америку в эпоху террора и Трампа») в целом не драматизирует свое отношение к президенту. Книга показывает, что Маккейб вообще не склонен к преувеличениям, а свои оценки строит исключительно на фактах, будучи профессионалом спецслужб. Ему больно от того, что генеральный инспектор Министерства юстиции по большому счету назвал его выдумщиком. Уволенный в марте 2018 года Маккейб рассказал мне, что подаст в суд на Министерство юстиции, оспорив его доводы в пользу своего увольнения. Эти доводы заключаются в выводах генерального прокурора о том, что Маккейб без разрешения передавал информацию в СМИ. Сам Маккейб по-прежнему в ужасе от тех «шокирующих и озадачивающих событий», свидетелем которых он стал два года тому назад.

О самом Трампе в книге Маккейба написано мало. Главное внимание автор уделяет своей работе над делами о терроризме и деятельности в качестве руководителя созданной президентом Обамой межведомственной группы, которая дала новую оценку практике пыток в стране. Но книга начинается и заканчивается Трампом. Наверное, это дань памяти карьере Маккейба, который первые 10 лет работы в нью-йоркском отделении ФБР расследовал дела о русской организованной преступности.

«Мне, знаете ли, не раз приходила в голову мысль о том, что мы с Дональдом Трампом знакомы с одними и теми же людьми», — сказал он мне.

Наша беседа была отредактирована ради краткости и ясности.

Эндрю Маккейб: Я не упоминаю в своей книге ни первое, ни второе, потому что эти вопросы показались мне очень взрывоопасными и могущими очень сильно отвлечь внимание от главного. Разговор о 25-й поправке дальше слов не пошел. Об этом заговорил Род [Розенстайн] в общем контексте размышлений о намерениях президента, когда тот отправлял в отставку директора ФБР и просил нас отказаться от этого дела. Я никогда не думал о том, что предпринимаются какие-то усилия, чтобы воспользоваться 25-й поправкой для отставки президента. Я слышал, что этот вопрос обсуждали, но никаких совещаний на эту тему не было. Это было просто замечание, сделанное Родом. Я думаю, это весьма наглядно показывает условия, в которых мы тогда работали. Это было сплошное безумие. Мир перевернулся с ног на голову.

— Это был страшный конфликт, и я с ним в то время тоже столкнулся. Род сам изъявил желание написать служебную записку, ставшую основанием для отставки Коми. Впоследствии он просил меня связаться с Джимом Коми, чтобы вместе обсудить кандидатуру специального прокурора. Так что здесь налицо полное противоречие. Но я в то время был вынужден заниматься работой, которую необходимо было сделать, причем сделать быстро. Для меня важнее всего было назначение специального прокурора, и мы поставили это расследование на солидную основу, сделав все, что могли.

— Это было одно из самых шокирующих и озадачивающих событий. Следователи из контрразведки были поставлены в тупик, узнав о том, что американский президент пригласил российского министра иностранных дел и российские СМИ в Овальный кабинет, что он выступил с такого рода комментариями, которые явно подрывали эффективность его главного правоохранительного и контрразведывательного ведомства.

— Это необъяснимо. Нужно понимать ситуацию. Я сижу в кресле директора, исполняя его обязанности. Один из моих помощников, сопровождавший докладчика на тот брифинг, сидевший в комнате вместе с президентом и остальными, и слышавший эти заявления, возвращается в штаб-квартиру ФБР и докладывает мне, как прошел брифинг. Он сидел вот так за столом, сложив перед собой руки, и смотрел в стол. Я спросил: «Как все прошло?» А он — он просто не мог подобрать слов, чтобы охарактеризовать случившееся. Мы тогда задали себе вопрос: что сейчас со всем этим делать? Как можно эффективно докладывать американскому президенту разведывательные сведения, если он предпочитает верить не собственным спецслужбам, а русским? А потом говорит об этом прямо нам в лицо?

— Такое вполне возможно. Я не знаю этого наверняка. По этой причине мы начали [контрразведывательное] расследование. Мы были обеспокоены, мы чувствовали, что у нас в руках имеются достоверные, конкретные и поддающиеся описанию факты, указывающие на то, что угроза национальной безопасности существует. Что могло быть совершено преступление, которое называется препятствование правосудию. На мой взгляд, две эти вещи — препятствование правосудию и угроза национальной безопасности — неразрывно связаны между собой. Это две стороны одной медали. Отказ возбудить дело при таких обстоятельствах, особенно из-за того, что объектом расследования является президент, был бы явным уходом от ответственности.

— Я бы посчитал такие заявления логичными, если бы обеспокоенность у нас возникла после увольнения Джима [Коми]. Но мы занимались эти вопросом на протяжении нескольких месяцев еще до отставки Джима. В рамках общего расследования действий России мы уже завели к тому времени несколько дел… и наша обеспокоенность относительно президента и того, представляет ли он угрозу национальной безопасности, накапливалась уже довольно длительное время. Но эта отставка многое прояснила как для меня, так и для членов моей команды.

— Я часто думал о том, как я реагировал в те невероятно странные моменты, что я говорил. И в книге я постарался честно написать о той переоценке, которая возможна только по прошествии времени. Но если бы все это повторилось, я бы наверняка поступил точно так же. Я изо всех сил пытался не допустить развала этой крупной, пришедшей в смятение организации, сохранить ее поступательное движение. Если бы я спровоцировал драку с президентом США, это никак не способствовало бы восстановлению спокойствия и порядка в работе. Я также не соглашусь с его неоднократными заявлениями о том, что все были рады отставке Джима. Я не соглашусь с этим ни при каких обстоятельствах.

— В тех обстоятельствах мне было очень трудно уйти из организации, которую я любил и люблю по сей день. 21 год проработать агентом ФБР, жить в соответствии с идеалами верности, отваги и честности, а потом, за день до ухода в отставку получить клеймо лжеца. Это было очень тяжело. Но в определенной степени все это было вполне предсказуемо. Факт остается фактом: этот президент уже давно и прочно зарекомендовал себя как человек, который порочит репутацию людей, осмелившихся говорить то, что ему не нравится. И я твердо уверен, что именно так было в данном случае. Уволить меня за нечестность — это был просто идеальный способ лишить меня возможности давать против него показания, рассказывать то, о чем я поведал в своей книге. Я никогда намеренно не вводил в заблуждение инспекционный отдел ФБР, генерального инспектора, директоров ФБР. Никогда. Я полностью отвергаю выводы, заключения и рекомендации, изложенные в этом докладе [генерального инспектора]. Я хорошо знаю, что такое отчеты о следствиях. Я писал и читал их 21 год. Это не отчет о следствии по делу. Это был предлог, чтобы сделать вывод, который требовал президент США.

— Нет. Я вижу, что на уровне газетных заголовков здесь отмечается некий важный дисбаланс. Я это не отрицаю. Но нужно разбираться в обстоятельствах и в контексте каждого расследования. Расследование по делу Клинтон велось открыто еще до того, как за него взялись мы. То есть, дело было передано ФБР публично, и мы инициировали свое расследование. И очень скоро после этого генеральный прокурор и директор Коми открыто сообщили об этом. Весь мир просто криком кричал, требуя раскрытия этого дела, особенно с приближением выборов. Следствие по делу России было совсем другим. Контрразведывательные дела и расследования ведутся тихо, особенно в преддверии выборов. И идея о том, чтобы рассказать нечто такое, в чем мы не были уверены — это неправильно. Я не сожалею, что мы действовали именно так.

— В том, что делает директор Мюллер, есть множество закономерностей, которые мне очень хорошо знакомы. То, что делает директор Мюллер и его команда, это классика следственной работы. Выявление и изучение людей, которые могли играть какую-то практическую роль, хотя и на более низком уровне; использование данного расследования для получения информации, для выявления информаторов и соучастников. Закрыто ли дело в отношении Трампа или по-прежнему открыто? У меня нет абсолютно никаких оснований полагать, что оно закрыто. А если вы посмотрите, что сделал Мюллер на данный момент, станет понятно, что он ведет следствие так, как если бы это было расследование действий картеля или организованной преступной группировки.

— Ну, таков мой опыт, полученный в результате работы с ним, верно? Он как будто зациклен на преданности, и со всеми разбирается незамедлительно. Типа, или ты с нами, или против нас. Все это черты, которые прослеживаются в организованной преступности.

— Я знаю его довольно хорошо. Его никогда, никто и ничто не могло запугать. Он следователь до мозга костей, и он не тот человек, которого можно отодвинуть в сторону от расследования, так как он боится навлечь на себя гнев президента или кого-то разозлить, или перешагнуть черту. Он будет двигаться в том направлении, в каком считает необходимым. И он выяснит, что произошло.

— Он объяснит свои выводы в отчете по делу, и если его вызовут давать показания. Тогда он определенно сделает это. Но это такой человек, который всегда старается говорить как можно меньше. Он старается не привлекать внимание к себе. Он с удовольствием делает свою работу, делает ее в полной мере и отменно. А потом, когда все сказано и сделано, он закрывает за собой дверь и уходит домой.