Vijesti: что будет с Россией после Путина?

Уже не первый раз в истории над либеральной демократией посмеиваются, превращают ее в посмешище, относятся к ней свысока и считают отжившей. Совсем недавно это снова проделал в интервью «Файненшл таймс» российский президент Владимир Путин. В наших краях мы годами подвергались пропаганде, направленной против либерально-демократических обществ. Широкие народные массы пытались убедить в том, что свободы, права, автономные институты, разделение властей, независимые органы и свобода СМИ — все это изощренная ложь, которую нам подсовывали «соросовцы», чтобы им было легче нами управлять, подселять к нам мигрантов, разрушать нашу национальную идентичность, традиции, культуру, семейные ценности и так далее.

Цель путинской политики состоит не в том, чтобы завладеть Европой или какой-то ее одной частью. В Кремле осознают, что не могут контролировать даже всю Россию. Что уж тут говорить о Европе. Однако Путин и его идеологи верят в теорию о том, что России ничто не угрожает, только если Европа слаба, разобщена, одержима разногласиями, дезориентирована и пребывает в упадке. Москва больше не продуцирует идеологию, с которой доминировала бы в Европе, а пробуждает и поощряет самые низменные страсти в людях, населяющих страны старого континента. И делает Россия это для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Вот почему современная пропаганда Москвы намного эффективнее, чем советская.

В 1909 году итальянский нобелевский лауреат Луиджи Пиранделло в своем шедевре «Старые и молодые» описал, с каким презрением когда-то отзывались о либеральных идеях, считая их отжившими, устаревшими и вредными ритуалами, только отнимающими время. Всего через 15 лет к власти пришел Муссолини, пройдя маршем по улицам Рима, и гимном его фашистов стала «Юность».

Чуть менее ста лет назад, когда по Европе блуждали Гамельнские крысоловы, вроде Муссолини в Италии, в России в Кремле появился Сталин, в Германии к власти пришел Гитлер, в Португалии — Салазар, в Испании — генералиссимус Франко, в Греции — Метаксас, в Венгрии правил Хорти, а югославский король Александр в 1929 году установил диктатуру. Иными словами, когда Европа в последний раз поддержала лидеров, скандировавших «Бог, родина, семья!», мы оказались в самой страшной мясорубке, какую только знала история.

Критике местных путинских рупоров подверглись не только либеральные идеи, но и мультикультурализм, многообразие и открытое общество. Для путинских идеологов и их учеников национальная гомогенность — единственный эффективный ответ на современные вызовы. Когда российский президент говорит о трагедии 25 миллионов русских, оставшихся за границами России после распада Советского Союза, слышится эхо слогана «Где немцы — там Германия». Нам более знаком и близок такой вариант: там, где есть сербские могилы, там и сербская земля. Людскими страхами сознательно и намеренно манипулируют и насаждают убежденность в том, что либерально-демократические государства ради своих идеалов защищают мигрантов, которые убивают, насилуют и грабят. Конечно, все это колоссальная глупость, но история учит нас, что люди готовы поверить даже значительно большим глупостям. Кроме того, чем эти глупости абсурднее, тем их сторонники фанатичнее.

На планете все больше государств, в которых гарантируется право голоса, но гражданам ограничивают или отказывают в политических и других свободах. Демократия бывает только либеральная, иначе это не демократия. Примеры России, Ирана и Турции наиболее яркие, но и некоторые члены Европейского союза движутся в этом направлении. Кстати, премьер-министр Венгрии — автор формулировки «нелиберальная демократия».

Главная причина, по которой деспоты нашего времени формально защищают демократию и критикуют либеральные идеи, заключается в том, что они нуждаются в легитимации собственной власти. Они не могут ссылаться на божью волю или наследственное право, поэтому вынуждены, соглашаясь на меньшее из зол, пойти на то, чтобы их мандат во главе страны выносился на голосование. Вот только голосование проводится по их правилам. Поэтому они и настаивают на прямой связи между народом и лидером, без фильтров, точнее партий, парламента, независимых институтов — в общем, без всего, что ограничивало бы их власть.

Когда 30 лет назад рухнула Берлинская стена, на страны с диктаторскими и автократическими режимами приходилось всего 12 процентов мирового ВВП. Сегодня их доля в мировом ВВП превышает одну треть, и менее чем за четверть века страны с неодеспотической системой правления станут столь же экономическими сильными, как свободная часть мира. За последние 15 лет 71 страна ограничила права человека.

Вопрос в том, почему деспоты с азиатским стилем правления продолжают пользоваться такой большой популярностью в наших краях? Приверженность деспотам проще всего было бы объяснить антиамериканскими или антизападными настроениями. Любовь к России, как правило, сочетается с ненавистью к Америке. Подозрительность в отношении Запада также можно объяснить общеизвестным недоверием к переменам, прогрессу, новинкам, модернизации, соблюдению правил и законов.

Несмотря на то, что мы уже шагнули в третье тысячелетие, число людей, которые с готовностью доверяют другим решение собственных проблем и собственной судьбы, не только не снижается, а даже ощутимо растет, в том числе в странах со стабильной многовековой либеральной демократией. И таких людей немало даже в образованных и хорошо информированных кругах. Поэтому они склонны минимизировать или обессмысливать идеалы свободы. Свои опасения они оправдывают тем, что свобода иллюзорна и ложна, что это обман, выдуманный так называемыми центрами власти для управления массами. Для них деспотический режим в новой упаковке (автократической или нелиберальной демократии) намного лучше, чем открытое, свободное и либеральное общество.

Похоже, после самого благоприятного периода в истории часть европейцев устала от свободы, от прав и мира. В наших краях рождаются все новые и новые поколения, уставшие от свободы.

Когда Путин пришел к власти в Кремле, политическим образцом и самой популярной исторической фигурой был Петр Первый. По прошествии двадцати лет правления Владимира Владимировича Иосиф Джугашвили по кличке Сталин не только реабилитирован. Этот коммунистический диктатор-грузин вытеснил русского прозападного царя и как политического лидера, и как самую популярную историческую личность.

Россия никогда не знала либеральной демократии за всю свою тысячелетнюю историю, а видела только дикий капитализм, который многие ошибочно считают либеральным. Самоуверенное заявление Путина о смерти либерализма не касается дикого капитализма, в котором трудящиеся лишены прав, превращены в современных рабов или крепостных, а среда их обитания загрязняется и портится.

Также Путин не имел в виду разнузданное общество потребителей. Он говорил о независимых институтах, разделении властей, непреодолимых препятствиях для узурпации власти, свободных СМИ и гражданском обществе. Для восточных деспотов и их западных учеников невообразимо, чтобы они не могли приказывать председателям центральных банков, чтобы судьи выносили приговоры против их воли, чтобы независимые органы принимали решения, не соответствующие интересам их друзей-олигархов или чтобы высокопоставленные и ответственные чиновники говорили о том, что важно по их мнению, а не по мнению деспотов в новом обличье.

Вольтеровская Европа переживет Путина и его интернационал-националистов на старом континенте, потому что, перефразируя Черчилля, «либерализм — это худшая идеология, если исключить все остальные». В либерально-демократическом обществе смена власти — это нормальная, обыкновенная вещь, которой граждане даже не замечают. В деспотических государствах и тираниях смерть или свержение любого деспота или тирана — это политическое землетрясение, после которого будущее всегда туманно. Отсюда вопрос: что будет с Россией, когда Путина не станет?