Власть Путина идет на спад

«Отказ от выбора тоже выбор», — писал Жан-Поль Сартр (Jean-Paul Sartre). Для миллионов российских избирателей «отказ от голосования тоже голосование». На международной встрече в Восточной Европе мне довелось пообщаться со многими россиянами, которые признались в намерении не идти на президентские выборы 18 марта. Разумеется, результат это не изменит. Но не сделала ли российская власть нежданный подарок единственному, хоть и немного харизматичному, оппозиционеру Алексею Навальному, закрыв для него возможность участия? Ведь Навальный сможет объявить всех неявившихся своими сторонниками.

За месяц с небольшим до выборов вопрос явки отражает не тревогу по поводу полученных на участках результатов, а экзистенциональные сомнения насчет состояния страны и легитимности человека, который уже 18 лет стоит у руля. Так ли все хорошо в России, как утверждает власть? Нет ли трещин и пробелов за знаменами военных успехов в Сирии и стратегических достижений России? Провал международной конференции по Сирии в Сочи служит доказательством того, как трудно Москве превратить военные успехи в дипломатические.

Путин, безусловно, станет победителем будущих выборов, однако его позиции могут оказаться куда более хрупкими, чем кажется. Некоторые из близких советников утверждают, что он воспользуется четвертым мандатом для проведения глубоких реформ. Тем самым он может остаться в истории достойным наследником царя-модернизатора Петра Великого. «Вот увидите, — шепчут они на ухо людям на Западе. — Он назначит премьера-реформатора, приоритетом которого станет подготовка России к миру без ископаемых энергоресурсов». Но даже если у Путина и есть такое намерение, способен ли он на это?

След в истории, возможно, является для него сейчас главным приоритетом. Но это не относится к подавляющему большинству окружающих его миллиардеров. Они не смирятся с сокращением их огромных доходов. Если авторитарная власть управляет страной благодаря коррупции, ей очень сложно избавиться от этой системы. Самым богатым всегда хочется стать еще богаче. У Си Цзиньпина в Китае, судя по всему, имеются на руках политические, экономические и даже культурные карты, которых нет на руках у Путина. Он куда легче вписывает себя как часть традиции, обладает имперской легитимностью, недоступной Путину.

Несмотря на серьезные отличия, Россия 2018 года иногда напоминает мне СССР конца своего существования из-за резкого контраста между ее стратегическими амбициями и слабостями экономики. В июне 1981 года, после избрания Франсуа Миттерана я был в Москве на встрече Институтов международных отношений. По прибытии мне предложили представить «новую Францию» и ее дипломатию студентам МГИМО, будущим дипломатам. Я говорил им о том, как повезло демократическим странам с тем, что они могут меняться мирным путем, с помощью выборов на протяжение своей истории. Последовавшая за моими словами тишина и молчаливое одобрение в глазах многих студентов произвели на меня большое впечатление. По возвращении во Францию я направил близкому другу из дипломатической службы Елисейского дворца записку, отметив, что режим, в который не верит его собственная элита, наверняка обречен.

Разумеется, у 1980-х годов мало общего с концом 2010-х. Путин — не Горбачев. Он выглядит и ведет себя как полная его противоположность. В нем нет ни намека на гуманистическую слабость и идеологические иллюзии. Кроме того, в современной России существует средний класс, который может ездить за границу, а также высший класс, прочно держащийся за ценности капитализма в силу собственного материализма и страсти к потреблению.

Как бы то ни было, хотя режим не готов вот-вот рухнуть, прочным его тоже нельзя назвать. Он ведет себя подчеркнуто «хвастливо» как раз потому, что осознает собственную уязвимость. Подчеркнуто агрессивная внешняя политика России отражает уязвимость страны, которая нуждается во внешних врагах и готова на все, чтобы их получить.

Для достижения этой цели у Путина есть одна умело разыгрываемая им карта: величие российской нации. Когда у нас (зачастую из-за интеллектуальной лени) говорят о необходимости «сдерживания» России, то недостаточно принимают во внимание этот факт. В формировании нашей внешней политики очень важно не угодить в расставленную Москвой ловушку. Нет ничего более опасного, чем совмещать воинственную риторику со слабой политикой. Иначе говоря, куда мудрее жестко вести себя на деле, но проявлять сдержанность в словах, чем наоборот.

В любом случае, явление ослабления власти касается не только демократий, но и авторитарных режимов. Иран Хомейни, Турция Эрдогана, Россия Путина — всем им приходится иметь дело с этой тенденцией.